Надвигалась гроза.
«Где ты там, сестренка? Здесь бы тебе понравилось. Почему мы не дошли сюда вдвоем?»
Долго отдыхать не пришлось. Через час с небольшим, когда морось за окном сменилась настоящим ливнем, пришла уставшая Настя.
— Марин, — умоляюще произнесла она, — ты как с детьми?
— Вроде ничего, — осторожно ответила Марина.
— Ольги Петровны нет, вести уроки некому. Но не погоню же я их домой в такую погоду, — она кивнула на помрачневшее окно, — ты могла бы их чем — нибудь занять? Мне хотя бы часик подремать. Конечно, можно погнать их в спортзал…
Марина грустно посмотрела на свою правую руку. Попыталась придать ей ту форму, ради которой вообще пустила в свое тело эти микромашины, но увидела лишь знакомые очертания оружейного ствола. Вздохнула и, поднявшись с дивана, поинтересовалась:
— Карандаши, кисти, краски есть?
Кабинет, где шли занятия, был кабинетом русского языка и литературы. Книжные шкафы с потрепанными экземплярами из школьной программы, нарядные правила русского языка, развешенные над доской. На дальней стене портреты классиков. Пушкин смотрел куда — то вбок, думая о чем — то своем, Гоголь глядел с хитрецой, словно зная какую — то общую с Мариной тайну. Между ними уродливо сквозила трещина в стене.
Восемь детишек сидели за партами и усиленно скрипели карандашами. Четверо мальчишек и четверо девчонок. Трое красных, трое зеленых, двое без модификаций. Племянник Олега угадывался безошибочно — был он в черной куртке, коротко стрижен и старался вести себя так же невозмутимо. Когда не забывал, конечно. Сейчас он вырисовывал контуры огромного фрегата, невесть откуда осевшего в его голове, и то и дело звал Марину за подсказкой.
Они все рисовали корабли. Марина не знала детей, которые не любили бы рисовать корабли.
Чтобы не скучать самой, она взяла себе пачку чистых листов, простой карандаш и понурый цветок с подоконника в качестве модели. Нарисовала раз — просто чтоб вспомнить навыки. «Неплохо», — подумала она, — «Для такого большого перерыва. Ну ка, еще разик, с тенями». Марина закончила силуэт и уже собралась штриховать, но что — то ее смутило. Она переводила взгляд с одного рисунка на другой, а потом совместила их и посмотрела на свет.
У нее похолодело внутри.
Рисунки были одинаковые.
Марина взяла еще лист и снова заводила карандашом. Она рисовала медленно, глядя только на цвето к, нарочно внося искажения, искривляя линии, меняя пропорции.
Одинаковые.
Она взялась за новый лист, твердо решив добиться отличий, как вдруг бушующий снаружи ветер ворвался в кабинет. Он распахнул форточку, с размаху ударил ею о стенку шкафа. Бах! — осколки зазвенели по полу, взвизгнули перепуганные девчонки. Восемь голов повернулись к окну, и буря расхохоталась им в лицо, срывая с парт незаконченные рисунки.
— Так, народ, — Марина решительно поднялась с места, — Идем в другой кабинет.
Они вскочили с мест и подбежали к выходу, но выйти не решились. В коридоре было темно — лампочки не горели, а окон не было.
— Там страшно, — шептались они. Марина подошла к детям, и скомандовала:
— Беритесь за руки. Как хоровод. Так, Андрюша, давай сюда. Света, давай руку, не упрямься. Теперь что бы ни случилось, руки не отпускаете. Все понятно?
Дети кивнули. Марина первой вышла в коридор. Ветер уже бушевал здесь, дрожа дверьми и побрякивая неработающими лампочками. Сквозь его вой Марине казалось, будто она слышит барабаны.
«Что за чушь. Кому тут барабанить?»
А потом ее швырнули, как котенка, в зелено — красный омут. Без предупреждения, без назойливого жужжания дронов. Как месяц назад.
«Нет, не надо!» — взмолилась Марина. Вдалеке, за тремя стенами, она ясно видела оскаленное алое чудище. Оно плотоядно ухмыльнулось и выскочило в коридор. Марина из последних сил нащупала левой рукой дверь кабинета и захлопнула ее, оставив детей внутри. Она рада была бы обернуться, подбодрить, остановить, разнять, если надо. Но не смела даже пробовать.
Чудовище приближалось, близоруко щурясь. Шло, волоча длиннющие передние лапы с когтями.
— Пытаешься бежать? — прошепелявило оно знакомым голосом.
Марина шагнула навстречу и раскинула руки, закрывая проход.
— Настя, — позвала она, — п ожалуйста, вернись.
Настя остановилась на мгновение, будто раздумывая, а потом рванула вперед. Марине сдавило голову ворохом убийственных приказов. С трудом сохраняя рассудок, она держалась за одну единственную мысль.
«Она мне не враг».