— А я-то вам верила! — произнесла она и, похоже, приготовилась разрыдаться.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Вы знаете что. Даже когда вы на обед к мамаше отправились, я все еще верила.
— А почему бы и нет?
Квинн сказал:
— Она весь день дуется. Не подзуживай ее. — Он накрыл ее ладонь своей, — Ну-ну, милая, не надо…
— Замолчите, пожалуйста! — Она отдернула руку. — Вы прекрасно знаете, что я хочу сказать, — заявила она мне. — Вы с Норой — вы из меня посмешище перед мамочкой сделали и…
Я начал понимать, что произошло.
— Это она тебе сказала, и ты поверила? За двадцать лет так и не выучилась ее вракам не верить? Она, конечно же, позвонила тебе, когда мы уехали, мы с ней разругались и особенно там не стали засиживаться.
Она повесила голову и произнесла тихо и печально:
— Ну я и дура! Слушайте, пойдемте сейчас же к Норе, Мне надо перед ней извиниться. Я такая идиотка! Поделом мне, если она никогда…
— Конечно. У нас еще уйма времени. Давайте сначала выпьем.
Квинн сказал:
— Братец Чарльз, позвольте пожать вам руку. Вы вернули свет солнца в жизнь нашей маленькой крошки и радость… — Он осушил стакан. — Давайте пойдем к Норе. Выпивка там не хуже, а обходится дешевле — то есть нам.
— Почему бы вам не остаться здесь? — спросила она. Он рассмеялся и замотал головой:
— Ну уж нет. Если вы так хотите, то, может быть, Ник останется, но я иду с вами. Весь день я терпел ваше гнусное настроение и теперь твердо намерен купаться в лучах солнца.
Когда мы вошли в «Нормандию», у Норы сидел Гилберт Винант. Он поцеловал сестру, пожал руки мне и, будучи представленным, Гаррисону Квинну.
Дороти немедленно принялась долго, искренне и путано извиняться перед Норой.
Нора сказала:
— Перестань. Нечего мне прощать. Если Ник тебе сказал, что я обиделась или разозлилась или еще что-то в этом роде, значит, он просто заврался, как истинный грек. Давай-ка пальто.
Квинн включил радио. Удар гонга ознаменовал ровно пять часов тридцать одну минуту с четвертью по местному времени.
Нора сказала Квинну:
— Изобрази бармена, ты же знаешь, где что лежит, — и пошла за мной в ванную. — Где ты ее отыскал?
— В кабаке. Что здесь Гилберт делает?
— Сказал, что пришел за ней. Она не ночевала дома, и он решил, что она еще здесь. — Она усмехнулась. — Однако, не застав ее, он ничуть не удивился. Сказал, что она все время куда-то исчезает, что у нее дромомания, вызванная помешательством на почве матери, и что это очень интересно. Еще сослался на какого-то Штекеля, будто люди, которые этим страдают, обычно склонны и к импульсивной клептомании, и сказал, что он специально оставляет на виду всякие вещи — хочет посмотреть, не украдет ли она. Пока что, однако, ничего не украла, насколько он мог заметить.
— Хороший мальчик. А про отца он ничего не говорил?
— Нет.
— Должно быть, еще не слышал. Винант пытался покончить с собой в Аллентауне. Гилд и Маколей поехали к нему. Не знаю, говорить детям или нет. Интересно, визит Гилберта — не дело ли рук Мими?
— Не думаю, но если ты…
— Да нет, сам себе вопрос задаю, — сказал я. — Давно он здесь?
— Около часа. Странный парень. Изучает китайский, пишет книгу о Знании и Вере, только не по-китайски. И еще он очень любит Джека Оки.
— Я тоже. Ты вдрызг?
— Не очень.
Когда мы вернулись в гостиную, Дороти и Квинн танцевали под «Эди — это леди».
Гилберт отложил журнал, который просматривал, и вежливо сказал, что искренне надеется на мое скорейшее выздоровление.
Я сказал, что выздоровление идет нормально.
— Я никогда не был ранен, то есть по-настоящему ранен, — продолжал он. — Конечно, я пытался сам себя поранить, но это совсем не то. Мне просто становилось как-то неловко, я раздражался и сильно потел.
— Так оно и бывает.
— Неужели? Я-то думал, что это как-то… как-то интереснее. — Он придвинулся ко мне чуть ближе. — Как раз таких вещей я и не знаю. Я так ужасно молод, что мне не довелось… Мистер Чарльз, если вы слишком заняты или не хотите, так и скажите, но мне очень, очень хотелось бы, чтобы вы мне как-нибудь позволили поговорить с вами, когда вокруг не будет столько народу и никто не станет нам мешать.
Я у вас о стольком расспросить хочу — о таком, чего мне никто другой, наверное, сказать не сможет и…
— Не уверен, что справлюсь, — сказал я, — но рад буду попробовать, в любое время.
— Вы действительно не против? Это не просто из вежливости?
— Нет, я серьезно. Только не уверен, что не разочарую тебя. Зависит от того, что именно ты хочешь знать.