Внешний вид останков явно свидетельствовал о том, что Пэкер виновен не только в убийстве, но и в каннибализме. Вероятно, он говорил правду, когда утверждал, что отдает предпочтение человеческому мясу, находящемуся в области груди, так как у всех его пятерых спутников мясо было срезано до самых ребер именно в том месте.
У места, где лежали останки, была обнаружена утоптанная тропинка, которая вела к находящейся невдалеке хижине. В хижине были найдены одеяла и другие предметы, принадлежавшие пятерым жертвам; все здесь указывало на то, что Пэкер после убийства провел в хижине много дней и часто наведывался к тому месту, где лежали останки для пополнения запасов человеческого мяса.
После этих открытий шериф запросил разрешения арестовать Пэкера по обвинению в убийстве пяти человек, однако во время отсутствия шерифа Пэкер бежал.
О нем не было никаких сведений в течение девяти лет, а точнее, до двадцать девятого января 1883 года, когда генерал Адамс получил письмо из Чейенне, штат Вайоминг, в котором некий золотоискатель из Солт-Лейк-Сити писал, что столкнулся в Чейенне лицом к лицу с Пэкером. Писавший утверждал, что там Пэкер известен под именем Джон Шварце и, согласно имеющимся подозрениям, замешан в операциях шайки преступников. Сыщики приступили к расследованию, и двенадцатого марта 1883 года шериф округа Ларами Шарплесс арестовал Пэкера, а семнадцатого марта шериф округа Хинпейл Смит доставил пленника обратно в Солт-Лейк-Сити.
На суде, который начался третьего апреля 1883 года, против него было выдвинуто обвинение в убийстве Израэля Суона, совершенном первого марта 1874 года. Было доказано, что все члены отряда за исключением Пэкера имели при себе значительные суммы денег. Обвиняемый повторял прежнее свое заявление, в коем утверждал, будто убил только Белла, причем сделал это в целях самозащиты.
Тринадцатого апреля суд присяжных признал Пэкера виновным и приговорил его к смертной казни. Пэкеру, который немедленно подал апелляцию в Верховный суд, была дана отсрочка в исполнении приговора. Тем временем, дабы уберечь подсудимого от расправы толпы, его переместили в Ганнисонскую тюрьму.
В октябре 1885 года Верховный суд дал согласие на новый процесс по делу Пэкера, и на сей раз было решено предъявить ему обвинение в убийстве пяти человек. Он был признан виновным по всем пунктам и приговорен по каждому из них к восьми годам лишения свободы, что вместе составило сорок лет.
Пэкеру была дарована амнистия первого января 1901 года, и он умер на ферме близ Денвера двадцать четвертого апреля 1907 года".
Пока Гилберт читал, я приготовил себе коктейль. Дороти прекратила танцевать и подошла ко мне.
– Вам он нравится? – спросила она, дернув головой в сторону Куинна.
– Вполне нормальный человек.
– Возможно, но иногда он бывает непроходимо глупым. Вы не спросили, где я была прошлой ночью. Разве вам все равно?
– Это не мое дело.
– Но я кое-что для вас разузнала.
– Что именно?
– Я была у тетушки Элис. Она не совсем в своем уме, но невероятно мила. Тетушка сказала, что получила сегодня от моего отца письмо, где он предостерегает ее от мамы.
– Предостерегает? Сегодня? А что именно он написал?
– Я не видела письма. Тетушка Элис уже несколько лет ярится на отца, поэтому она порвала его послание. Она говорит, что он стал коммунистом, а коммунисты, по ее убеждению, убили Джулию и, в конце концов, убьют и его. Она считает, что все дело в какой-то тайне, которую выдали отец и Джулия.
– О, Бог ты мой! – сказал я.
– Только не вините меня. Я лишь передаю вам то, что она мне сказала. Я же говорила, что она не вполне в своем уме.
– Она сказала, будто прочитала всю эту чушь в письме отца?
Дороти покачала головой.
– Нет. Она сказала только, что нашла там предостережение. Если я правильно припоминаю, то, по ее словам, он писал, чтобы тетушка ни при каких обстоятельствах не доверяла маме и всем, кто с ней связан, а это, полагаю, включает всех нас.
– Постарайся припомнить еще что-нибудь.
– Но больше ничего и не было. Это все, что она мне сказала.
– А откуда было отправлено письмо? – спросил я.
– Она не знает; ясно только, что оно пришло авиапочтой. По словам тетушки, ей это совершенно безразлично.
– А что она думает о письме? То есть, она что, всерьез восприняла предостережение?