V
На другой день после того, как инспектор поймал бурсу «в табакурении», он входил в правление училища с особенно таинственным видом. Отец Мелетий был уже там, и его седая борода совсем спряталась в каких-то бумагах. Рядом стоял чахоточный письмоводитель с зеленым лицом. Мельком взглянув на торжественную фигуру инспектора, отец Мелетий только причмокнул губами. Последнее означало, что старик сердится.
Между смотрителем и инспектором были контры. Отец Мелетий хотя и окончил духовную академию, но был человеком старинного покроя; инспектор с грехом пополам одолел семинарию, но считал себя передо¬вым человеком и, кроме того, либералом. В качестве либерала, инспектор настаивал на исключении учеников из училища, как это требовал новый устав; отец Мелетий не хотел слышать о таких исключениях и на свой страх придерживался старинки, то есть жестоко порол бурсу. Под пьяную руку, когда отец Мелетий «зашибал», он не раз говаривал:
— Я, отец Павел, когда учился в бурсе, в рогатке деревянной хажи¬вал... да-с... А за неоднократное бегство из бурсы меня забивали в дере¬вянную колодку и даже садили на цепь. И все-таки я выучился... потому что тогда вас не было, отец Павел. Ведь выключили бы вы меня десять раз, если бы попал к вам в руки... Да-а...
— Не угодно ли вам полюбопытствовать, отец Мелетий,— проговорил инспектор, отвечая на вопросительный взгляд старика.
Смотритель надел серебряные очки и осторожно развернул тщательно сложенную бумагу: в ней были завернуты трофеи вчерашней победы ин¬спектора, то есть на первом плане трубка мира, несколько готовых крюч¬ков, два кисета с махоркой и т. д. Отец Мелетий внимательно осмотрел вещественные доказательства и опять чмокнул губами.
— Вижу...— немного печально проговорил старик.
— Я вам говорил...
— О чем вы говорили, отец инспектор?
— О том, что следовало еще тогда примерно наказать бурсаков.
— Мы их и наказали, а теперь сугубо накажем...
— Я вам и тогда говорил, отец смотритель, что следует исключать из училища. В других епархиях давно введена система исключений.
Отец Мелетий отрицательно покачал своей седой головой и еще раз причмокнул губами.
— В последнем номере «Епархиальных ведомостей» вы читали статью Богомыслова по этому поводу? — спрашивал инспектор.
— Читал это... Что же из этого: написать статью легче, чем сделать.
— Да, все так... Я с вами согласен. Но что будут про нас говорить в городе, отец смотритель? Ведь времена бурсы Помяловского давно прошли, теперь другие требования... Наконец эти телесные наказания просто варварство!..
— По-вашему, лучше исключить бурсака, если он примерно покурил
табачку?
Конечно, отец смотритель... Мы должны стоять на высоте нашего положения и без всякого сожаления, как врачи, отсекать зараженный уд. Одна паршивая овца все стадо портит.
— А вы не думали о том, куда пойдет исключенный нами бурсак?
— А разве мы в этом виноваты? Мы должны позаботиться о спасении еще не зараженных.
— Но ведь здравии не нуждаются во враче, и мы особенное внимание должны обратить на заблуждающихся. Исправлять их, а не исключать сле¬дует, отец инспектор... Пусть говорят и пишут, что угодно, я никогда не соглашусь с этим. Может быть, на том камени, который отвергает зижду¬щий, впоследствии и создается дом велий...
Отец Мелетий и на этот раз настоял на своем, то есть не позволил исключить из училища попавшихся бурсаков. Было решено наказать их самым примерным образом. Инспектор, хотя и ожидал такого исхода и даже написал вперед донос на отца Мелетия владыке, но все-таки оби¬делся и заявил:
— Вы не хотите знать, отец смотритель, только одного: каких трудов мне стоит моя должность... Ведь я не знаю покоя ни днем ни ночью. Кажется, нет такого средства, которого я не употреблял бы для вящего исполнения моих обязанностей. Но вы сами видите, что все это напрасно... То, что я делаю одной рукой, вы разрушаете другой.
— Я хорошо знаю, что вы стараетесь по службе,— уклончиво ответил отец Мелетий и прибавил про себя: — Заставь дурака богу молиться, так он и лоб себе разобьет...
Бурса уже, конечно, успела пронюхать о решении отца Мелетия и с стоицизмом ожидала сугубого наказания. Патрон уверял всех, что стоит только закусить до крови губу, и тогда ничего не почувствуешь; От-лука¬вого сомневался в действительности такого средства и предполагал -«надуться» перед самой экзекуцией, то есть набрать больше воздуху и в: таком виде отдаться в руки карающей Немезиды.