— Закочевряжило! — проговорил Патрон, влезая на койку От-лукавого.
— Забарандычило,— согласился Дышло, почесывая одну ногу дру¬гой, как лягавая собака.
— Эта самая Сорочья Похлебка по духу слышит,— размышлял вслух От-лукавого, растянувшись во весь рост на койке; можно было подумать, что под тощими складками казенного одеяла лежали палки или деревян¬ная лестница.
— А, наплевать...— фатально проговорил Патрон, выпрастывая из длинных рукавов рубахи свои маленькие, цепкие, как у белки, руки.— Кожа наша, воля наша; розги казенные, люди наемные — дерите, сколь¬ко хотите,— проговорил он эту готовую формулу отчаяния, сложенную, вероятно, где-нибудь на каторге.
— Ты чего давеча про ябедника-то говорил? — обратился к Епископу От-лукавого.
— Во сне увидал,— заметил ядовито Атрахман, блестя своими чер¬ными, как угли, глазами.
— А тебе не поглянулось, видно, как о ябедниках заговорили? — ото¬звался Епископ.— Может, знаешь, о ком я говорю.
— Да черт тебя узнает...— огрызнулся Атрахман.
— Вре-ошь, знаешь. Вас с Патроном на одно лыко да в воду.
— Значит, по-твоему, и я ябедник?!— запальчиво перебил Патрон, готовый хоть сейчас вступить в бой.
— Постой ты, Патрошка,— останавливал От-лукавого.— Вишь, ведь в тебе комариное-то сало загорелось как... Ну, Епископ, договаривай, коли начал.
— Да чего мне договаривать, сами знаете,— мямлил Епископ.— Ко¬нечно, Фунтик ябедничает...
— Вот и врешь,— вступился Атрахман.— Говорю тебе, что врешь. Слышал?
— Ну, а ты скажи, почему ты знаешь, что Фунтик не ябедник?
— Нет, сначала ты скажи, почему он ябедник.
— И скажу...
— И скажи! Мы послушаем, как соврешь.
— А это было перед пасхой,— заговорил Епископ.— На послед¬ней неделе, когда говели. Как-то после вечерни я иду по коридору, а Сорочья Похлебка разговаривает с Фунтиком. Своими глазами ви¬дел... да! Я только подошел, они и замолчали. Какого вам еще ябедника надо?
— И вышел ты дурак, Епископ! — отрезал Атрахман.
— Конечно, дурак точеный,— согласился Патрон.— По-твоему, если меня отполевал давеча Сорочья Похлебка, так и я тоже ябедник... Под-шаяло, ваше преосвященство, на чердаке-то!..
Выходка Патрона рассмешила слушающую публику, а От-лукавого залился совсем ребячьим смехом, глубоко втягивая в себя поджарый живот. Шлифеичка тоже очень ядовито хихикал себе в кулак и по пути шлепнул Епископа по самой макушке.
— Заврахомся? — спрашивал Патрон.— Нашел ябедника... Ты давно пристаешь к Фунтику, и все напрасно. Давеча вон в городки,..
— Ну, в городки-то оно и следует поучить новичка,— резонировал Дышло.— Нас еще не так учивали... Помните Клешню или Чугунного Апостола? Меня замертво унесли после одних городков.
— Я нарочно и устроил городки под носом у Сорочьей Похлебки,— объяснял Епископ.— Пусть полюбуется на своего любимца... Не погляну¬лось, и прибежал в занятную.
— Опять врешь,— остановил Атрахман.— Разве впервой Сорочья Похлебка приходит в занятную? Окрести ногой хрюкало-то...
— Ты не лезь... говорю тебе. Не лезь,— шипел Епископ.— Я знаю, почему ты за Фунтика вступаешься... На пасхе кто ему пряников по¬купал?
— Я покупал,— сознавался Атрахман.
— Если покупал, так и не заступайся...
— Да ведь ты знаешь, зачем я Фунтику пряников покупал? Вместе покупали: я — Фунтику, ты своей Матрешке...
— Теперь уже вы оба дураки,— решил Шлифеичка.— Вот вам завтра покажут таких пряников, что небо с овчинку покажется... Я говорил с Сидором. Вперед масло просит...
— Подлец!— загудели голоса.— В прошлый раз давали двугривен¬ный, какого еще ему масла?
— Мне все равно, не меня будут драть,— равнодушно проговорил Шлифеичка.— А что, братцы, разве запалим у форточки?