О смысле второго стиха («Чръпахуть ми синее вино съ трудомъ смешено») до сих пор идут жаркие споры, упирающиеся в толкование слов «синий» и «трудъ».
Эпитет «синий» употреблён в «Слове» семь раз. Посмотрим вначале на его сочетания с существительными «море» и «Дон», «…да позримъ синего Дону», «…въсплескала лебедиными крылы на синемъ море у Дону», «несошася къ синему морю», «въспеша на брезе синему морю». В древнерусском мифологическом сознании «суша» противостояла «морю», при этом «суша» символизировала благоприятное пространство, а «море» — неблагоприятное. «…Море — местопребывание многочисленных отрицательных, преимущественно женских, персонажей; жилище смерти, болезней…» Дон, как общепризнано, метонимически обозначает в «Слове» Половецкую землю. Море, о котором идёт речь, — тоже находится в половецкой стороне. Семантика эпитета «синий» в словосочетаниях с «морем» и «Доном», на мой взгляд, — это не цвет, а враждебность, которая является сутью Моря, «чужой» стороны, противостоящей родной Суше. Хотя Суша прямо не называется, но имеется в виду Русская земля, откуда пришло Игорево войско. Характерно, что Дунай назван в «Слове» четыре раза, но без эпитета «синий», так как Дунай не враждебен Руси.
Образ трепещущих «синих» молний — один из образов половецкой атаки; и весь его смысл заряжен враждебным отношением к войску русичей. По–моему, Поэта мало интересовал тут цвет молнии сам по себе — он, скорее, был огненным или ослепительно белым, чем синим. Дело не в индивидуальном восприятии цвета, и не в том, была ли гроза во время битвы или не была, а в эстетически закономерном соединении иносказательных образов и эпитетов с «врагами» и со всем «враждебным». Возникает, однако, вопрос: только ли этим объясняется иносказательное значение синего цвета в «Слове»? Пожалуй, нет. Эпитет «синий» закрепил иносказательное значение «враждебный» потому, что «синий» испокон был цветом космогонического Моря–Океана, источника злых, враждебных человеку сил, а отчасти потому, что синий цвет был, видимо, любимым цветом половцев, юго–восточных врагов Руси.
Выходит, в переносном смысле «синее вино» означает нечто враждебное, что сулит Святославу III серьёзные неприятности. Семантически оно близко к понятию «отрава», «отравленное вино» или «вино кровавое», которым «угощают» на поле брани и от которого наступает смертельный сон.
Слово «трудъ» («съ трудомъ смешено») не может обозначать здесь, как принято считать, отвлечённое понятие («печаль» или другое), потому что во сне всё предстаёт в конкретных образах и ощущениях. Во сне печаль можно либо увидеть в зримом образе, который бы иносказательно и обозначал «печаль», либо испытать печальное чувство. Но абстрактное понятие как таковое нельзя видеть во сне, примешанным к синему вину. «Трудъ» писалось и как «трутъ», а это слово обозначало фитиль, который зажигался от искр, высекаемых огнивом, а потому его конец («трут» в узком смысле) был всегда черным от сажи (пепла) и легковоспламеняемым. Этот‑то «трут» и был, думается, смешан с «синим вином».
В целом стих «чръпахуть ми синее вино съ трудомъ смешено» можно было бы истолковать так: таинственные виночерпии подготовили князю губительный половецкий напиток, смешанный с пеплом от пожарищ. Им они собираются «угостить» Святослава. С метафорой смертельного напитка мы уже встречались ранее: на Каяле им напоили русичи половцев, а половцы — русичей, только тогда он был назван «кровавым», а не «синим» вином, но по смыслу одно «вино» тождественно другому. Таким «вином» поят только враги. Поскольку оно имеет теперь «синий» (враждебный, половецкий) цвет, то, скорее всего, невидимки, зачерпывающие «синее вино» для Святослава, — это его половецкие враги.
«Сыпахуть ми тъщими тулы поганыхъ тльковинъ великый женчюгь на лоно и негуютъ мя». В колчанах обычно хранятся стрелы, но в этих — крупный жемчуг, оттого они и не кажутся набитыми, полными. Иносказательно жемчуг означает слезы и несчастья, которые, следовательно, в крупных размерах обрушились прямо на центр («на грудь», в сердце) владений Киевского князя. Однако, несмотря на это, невидимые враги стараются «успокоить» его, то есть каким‑то образом усыпить его бдительность — возможно, речами о том, что они не замышляют ничего плохого по отношению лично к нему. Видимо, такой смысл вкладывается в то, что Святослав видит себя во сне лежащим на кровати в тот момент, когда его одевают покрывалом, что бывает перед сном.