Вера в оборотничество, конечно, ещё была во времена Поэта присуща многим людям. Но сам он, как показывает «Слово», не верил в это. История о Всеславе — тому доказательство. Поэт говорит: пусть Всеслав обладает исключительным даром перевоплощения, пусть он колдун, если кому‑то так видится его образ, пусть в его теле «вещая душа», но всё равно это ему ничего в итоге не дало, и он «часто беды страдаше». Во вред Руси и ему самому были его якобы нечеловеческие способности и вся его мятежная борьба.
Сквозь таинственно–волшебный ореол вокруг пятилетних кружений Всеслава просвечивает ясная интерпретация Поэта. Невероятная скорость перемещений? Секрет в том, что люди не видели, как и когда он пускался в путь и как он передвигался, потому что Всеслав ночью, тайно уезжал, ночью, тайно ехал, и лишь только у цели, по утрам, обнаруживалось его войско и он сам. Он был полуночный человек, а с ночью древний русич склонен был и в XI‑XII веках сплетать самые фантастические представления. Невероятное овладение Киевским престолом? Поэт пишет: Всеслав добился этого хитростью, и ниоткуда не следует, что колдовской, а также в силу сложившейся помимо его воли критической ситуации.
Все чары Всеслава оказались ему ни к чему в двух решающих поворотах судьбы: в сражении на Немиге и в сохранении Киевского престола. В последнем случае он, видимо, попросту струсил вступить в бой с тем самым Изяславом, который победил его на Немиге. Но ночь, помноженная на суеверие русичей, прикрыла чародейной вуалью и эту трусость.
Из рассказа Поэта о Всеславе (как и из повествования об Олеге Гориславиче) следует, что распри меж русскими князьями начались давным–давно и что действительно «на розни ведь взросло насилие от земли Половецкой». И не только внуки, но многие деды и прадеды виноваты в усобицах. Виноват и Всеслав. Но может показаться, что Поэт зовёт внуков Всеслава беречь и умножать как раз ту славу, которую он добывал, «расшибая» славу другого русского князя, Ярослава. Однако такое предположение кажется мне абсурдным. Поэт призывает князей навсегда прекратить усобицы, а не всаживать мечи в русские тела и головы, как это делал Всеслав в мятежные годы. Поэт объединяет славу Ярослава Мудрого и Всеслава в одном понятии «дедней славы», чтобы подчеркнуть её основное содержание. Это была (в итоге) слава победителей. И эту славу Поэт считает «достоянием» и призывает внуков её умножать.
Вместе с тем он снова резко осуждает междоусобицы. Композиция рассказа о Всеславе чётко делится на три части: на лаконичнейшую «реляцию» о его победах, яркое описание битвы на реке Немиге и на размышления о княжении в Киеве. Сражение на Немиге поставлено в центр повествования, изображено в ключе реалистического художественного символа. От восприятия этого массового побоища исходит бескомпромиссный идейный свет как на первую, так и на последнюю части рассказа. Это свет осуждения пути к высшей власти через междоусобные войны, пути к золотому Киевскому престолу по трупам русских людей. Даже князь исключительного, почти волшебного дарования потерпел крушение на этом пути. Жребий военного счастья оказался столь кровавым и переменчивым, что Всеслав, вернувшись через пять лет неистовой борьбы в родной Полоцк, видимо, не пожелал более испытывать судьбу и пускаться в авантюры. Он не смог подчинить себе других князей и единолично править Русью от Новгорода до Киева. Двигаясь по порочному кругу междоусобной вражды, он не смог разорвать его. И он похоронил свои надежды на «девицю любу» — на «самовластьца» всей Руси.
Повесть о Всеславе с новой стороны оттеняет главную идею «Слова». Она показывает иллюзорность упования на то, что Русь может спасти от Большой Беды один князь, без союза с другими, даже если он обладает выдающимися способностями. Чародей Всеслав, князь–легенда, очень быстро терпит сокрушительное поражение, все его планы рушатся. Причина, по мысли Поэта, в том, что Всеслав борется один против всех — и против Новгорода, и против Киева, и против половцев.