Рассвет над морем сегодня был особенно красив. Яхты покачивались на мягких волнах, приятный ветерок играл ярко-алыми маковками цветов в каменных вазах на набережной. Но запечатлеть эту красоту, наверное, не выйдет: пальцы совсем не слушались - с трудом гнулись, норовили выронить карандаш и ужасно болели.
Говорят, от любви такое бывает. А Алайя была влюблена. Влюблена так сильно, как не опишут ни в одном женском романе. Всем сердцем художницы влюблена в Него и ту жизнь, что открывалась ей за гранью реальности.
Она родилась не в свое время. Оставалось лишь благодарить небеса за удивительный дар, позволявший ей хоть ненадолго заглянуть в иной, безвозвратно ушедший мир.
Но что в нем толку, если все время приходится возвращаться? Это уже не дар - проклятие!
- Я хочу остаться с тобой, - прошептала Алайя, глядя в Его прекрасные глаза. - Что мне толку в том мире? Ради чего возвращаться в него?
Ей больно дышать. Наверное, от волнения. Губы не слушаются, болят... наверное, она все-таки замерзла. Самую малость. И как только умудрилась посредине лета?
Алайя не ждала ответа - Он никогда не отвечает, она уже привыкла. Но внезапно Он подошёл к ней, присел рядом. Когда Он нежно взял её за руку, оказалось, что ладонь у Него теплая и удивительно гладкая, почти как у женщины.
- Я буду рад, если ты останешься.
Он смотрел на неё с такой любовью, о какой Алайя не смела мечтать. Как могла она считать Его иллюзией? Он был живым, настоящим, как и мир вокруг - прекрасный мир минувших лет, куда Алайя так стремилась с тех пор, как открыла в себе дар. Мир без роботов, торговых кораблей и шумных звездолетов, без суматохи и озлобленности. Она уже видела вокруг себя красивых мужчин в дорогих костюмах и их элегантных дам, смотревших на нее с нескрываемой завистью. Тёплый ветерок ласково играл её волосами, гладил обнажённую шею. Больше не было странного одеревенения в пальцах и боли в губах, не кололо иголками грудь: напротив, Алайя чувствовала себя лучше, чем когда бы то ни было.
Она там, где должна быть. Теперь уже навсегда.
* * *
К тому моменту, как сварливая торговка пирожками заподозрила неладное и вышла проверить странную девушку, Алайя была мертва уже больше часа. Морозы ударили сильнее, чем предполагали синоптики, и целый день на пронизывающем морском ветру оказался фатальным испытанием для организма, ослабленного недоеданием, обезвоживанием и начинающейся пневмонией.
Перепуганная торговка ругалась так, что краснели уши у проходивших мимо моряков. Обложив "чокнутую суку" трёхэтажным матом, женщина понеслась звонить в "скорую". Мысленно она уже прикидывала, сколько придется положить на лапу начальнику бригады, чтобы замять дело и избежать наказания за преступное бездействие.
Алайя осталась сидеть на скамейке, улыбаясь посиневшими губами. Карандаши рассыпались по земле, но рисунок по-прежнему лежал у неё на коленях, придавленный весом мертвых рук. Тёплое ласковое море, цветы в каменной вазе и нетронутую вандалами набережную медленно заносило снегом.