По прибытии в Новосибирск, пришлось связываться с прокуратурой и командиром местного полка Внутренних Войск, докладывая ему об инциденте, произошедшем во время конвоя. Вагон, сразу же отцепили от поезда, после тщательного обыска, который практически ничего не дал, за исключением нескольких пропущенных при раннем обыске ножей, денег и еще кое-какой запрещенной мелочевки, зэка пересадили в другой вагон, и дальнейший этап взял на себя Новосибирский караул. А у нас начались бесконечные допросы, очные ставки, отчеты, объяснительные и тому подобные проблемы.
Появился в вагоне и колдун. Правда назвать его колдуном означало как минимум получить выговор, а как максимум с занесением, и чаще всего в морду, от того же колдуна, но я был уже ученым и потому называл его так, как он представился. А именно Барон Кох. Что меня всегда удивляло больше всего так это то, что вроде бы революция избавила нас от всех этих дворян, баронов и князей, так нет же, как не увидишь колдуна, так обязательно барон, граф, князь, или на худой конец шевалье. Я не имею ничего против одаренных, многие из них действительно делают много хорошего для моей страны, но вот эти титулы честно говоря нервируют и это еще слабо сказано.
Впрочем, приехавший барон оказался на своем месте и что удивительно совсем не брезгливым. Хотя и был во всем белом, без малейшего стеснения прошелся по вагону, заглянул в каждую камеру, а в девятке, долго что-то разглядывал, лазая по всем полкам, и водил руками, ища известные только ему следы пребывания исчезнувшего мальчишки, при этом, совершенно не обращая внимания на ту вонь, что там была. В конце концов, закончив свои исследования, повернулся к сопровождающему его человеку, и произнес.
— Похоже «Художник» проклюнулся. Стихийная инициация. Если сам дел не натворит, можно даже не искать. Бесполезно. Кстати пистолет у него. Дело конечно не мое, но вины караульного я не вижу. Против «Художника» даже я порой бессилен.
— Поясните, пожалуйста.
— Разумеется, только если можно давайте выйдем отсюда. Попахивает знаете-ли. Одно дело служба и другое беседа. Думаю все вопросы можно решить и там.
После того как все уселись в купе, где обычно находился караул, одаренный с титулом барон продолжил.
— «Художник» это не совсем одаренный. Точнее сказать его способности несколько иные. Вот например мое средоточие, своего рода преобразователь энергии которой я могу пользоваться находится здесь.
Барон показал точку на теле находящуюся в районе солнечного сплетения.
— А у Художника здесь. — Он показал на голову.
— Причем, если наличие моего средоточия можно засечь, магически или с помощью некоторых приборов, то у нашего подопечного оно ничем не определяется. То есть совсем ничем. В обычное время, он такой же человек, как и все остальные, отличить которого от любого неодаренного просто невозможно.
— И в чем же тогда его одаренность?
— Понимаете, товарищи, вот например, вернемся к потерянному оружию. Чтобы достать его из кобуры лежащего на полке солдата, я например должен буду прожечь в разделяющей нас стене отверстие, через которое смогу просунуть руку и попытаться оттуда, что-то достать. При этом за счет температуры, а сталь как известно плавится при температуре более тысячи трехсот градусов, боюсь за стеной не окажется не только оружия, но и сам солдатик, будет представлять собой обгоревший труп. Или обмороженный, если другой одаренный решил проделать отверстие, заморозив перегородку до абсолютного нуля. Вдобавок ко всему, в стене останется отверстие, или скорее дыра, ясно показывающая то, как она была создана. О звуковых эффектах, я уже не говорю.
Барон на мгновение прервался, достав из кармана портсигар:
— Вы, позволите?
— Да, разумеется.
После того как все закурили, барон продолжил.
У Художника все происходит иначе. Он просто рисует на любой поверхности то, что ему нужно в данный момент, а затем так сказать «оживляет» свой рисунок. То есть если он например нарисовал яблоко, или кисточку винограда, а после ее «оживил» то полученный плод он да и любой другой человек сможет съесть.
— Точно. — прервал барона я. — Перед самым Новосибирском, караульный стоящий на посту почувствовал аромат свежей груши, исходящий из девятой камеры. Причем по его словам, аромат был настолько силен, что перебил все запахи вагона, а они все-таки довольно специфичные. Правда, после он решил, что ему это показалось, но разговор об этом я слышал.