Как оказалось, у бабули были кое-какие сбережения, но их не хватило на все, а те, что лежали на моей книжке, снять не позволили. В общем, появилась еще одна проблема, которую нужно будет решить. Честно говоря, я просто не подумал об этом, когда шел сюда из своей мастерской. Можно было разумеется сходить и сейчас, но мне показалось более правильным забрать те деньги, что лежат на моей книжке.
Пообещав бабушкиной подруге компенсировать все ее затраты вышел прогуляться на улицу, заодно посетил и сберегательную кассу, где был открыт счет на мое имя. Разумеется, даже заводить разговор о том, чтобы забрать с нее деньги официальным путем не стоило. С меня сразу же потребовали бы паспорт на мое прошлое имя. А так как я значился уже под другим, ничего сделать бы не удалось. Разве что нарваться на неприятности. Но и оставлять бабулины сбережения, которые уйдут в итоге государству, мне тоже совсем не хотелось. Поэтому я решил пойти пусть не совсем законным путем, но по сути вполне оправданным путем, итак уже отдал стране столько, что впору было требовать долги с нее. А так я оставлю на месте записку о том, что деньги сняты их хозяином, но из-за известных обстоятельств, получение их законным путем, оказалось невозможным. Поэтому пришлось действовать именно так.
Касса, оказалась самой обычной, похожей на любую другую. Заодно разглядел и сейф стоящий в ее глубине и увидел что на верхней полке находится порядка десятка банковских упаковок с деньгами. После чего спокойно вернулся в квартиру бабы Тони. Разговаривали мы долго, и когда наконец разошлись по своим комнатам, было уже за полночь. Дверь на балкон, баба Тоня разрешила держать открытой заодно и выходить туда, если захочу закурить. Дождавшись, когда из ее комнаты донесется посапывание спящей старушки, осторожно прикрыл дверь в зал, и подхватив заранее приготовленную записку, свидетельство о рождении Семена, которое мне было совершенно не нужно, сберегательную книжку и кусок, обычного школьного мела, перешел в кассу. Свет разумеется включать было нельзя, но благодаря уличному освещению, в кассе царил некий полумрак, который позволил мне прекрасно обходиться без дополнительного освещения. Добравшись до стоящего в глубине операционного зала сейфа, я встал на приставленный к нему стул, и на верхней крышке нарисовал обычный провал, находящийся на горизонтальной поверхности. Что-то вроде открытого канализационного люка. Активировав его я заглянул в сейф и достав с верхней полки несколько банковских упаковок с деньгами, присел возле какого-то стола, и отсчитал себе восемь тысяч триста сорок рублей. Двух рублей не оказалось, а вскрывать дополнительные кассы из-за мелочи не хотелось. Поэтому прописав в приготовленной заранее записки ту сумму, которую мне удалось изъять, все лишнее оставил на столе, и спокойно перешел в квартиру бабы Тони. Разумеется, вся операция была проведена в тонких резиновых перчатках купленных еще днем в аптеке. Учитывая, что ни на кого не произведет впечатления оставленная мною книжка со свидетельством о рождении, копать будут по всем правилам. Поэтому вешать на себя лишние проблемы не хотелось. А так, отпечатков пальцев они не найдут, двери тоже все на запоре, а кто из своих подкинул Сберегательную книжку и свидетельство о рождении, пусть разбираются.
Наутро, я распрощался с гостеприимной тетушкой, пообещав ей, как-нибудь позвонить. Заодно и отдал ей деньги, которые она потратила на похороны, добавив к ним еще довольно большую сумму. И хотя та всячески отказывалась от этого, сумел ее убедить, хотя бы тем, что сам я не смогу здесь часто появляться, а она ухаживает за могилой, и деньги ей в этом помогут. Хоть на такси другой раз проедет, а не на общественном транспорте, или помянет мою бабушку, и то польза будет. И наконец уговорил. Одним словом, мы расстались довольные друг другом, и я так же через балкон ушел в свой подвал, успев заметить округлившиеся глаза старушки, когда я исчезал, прямо на ее глазах.
Стоило мне только появиться в своей мастерской, и зажечь свет, как оказалось, здесь находится милицейская засада, и меня тот час взяли под руки, а один особо рьяный еще и попытался вывернуть мою руку так, что я чуть не закричал от боли. Прямо на моих глазах, мастерская, к этому времени уже перевернутая вверх дном, еще раз была демонстративно обыскана, а мне предъявили бумагу, с требованием подписи, о том что обыск проводился в рамках правил проведения подобных мероприятий. А когда я отказался это сделать, просто избили на глазах директора техникума и заведующего хозяйством находящимися в подвале, в качестве представителей техникума или понятых. А затем вывели из подвала, посадили в воронок и отвезли в отделение милиции. И только там наконец выяснилось, что меня обвиняют в многочисленных грабежах. Причиной этому, стало то, что собираясь к бабе Тони, я без задней мысли, выложил из карманов куртки, весь улов, собранный после очередного похода по пляжам города, там были несколько колец, сережек и пара цепочек, и куча мелочи. Куртку решил надеть, собираясь в Подмосковье, предполагая, что там будет гораздо прохладнее, чем в Ташкенте. Вдобавок ко всему и в моем чемодане, тоже лежало золотишко, которое я еще никуда не успел переложить. О том, что в мое отсутствие сюда может зайти кто-то еще, я просто не подумал. Как оказывается зря. Хотя до сиз пор, сюда действительно никто не заходил в мое отсутствие.
Пока я гостил у бабы Тони, сюда наведался завхоз нашего техникума. Что он здесь забыл было непонятно, но одного его взгляда на богатство, лежащее на столе, оказалось достаточно, чтобы тот вызвал милицию. Меня правда не нашли, но решили, что засада будет как нельзя к месту. И, как говорится, взяли тепленьким. Дополнительными доказательствами моего причастия к преступной деятельности стало то, что во время личного обыска у меня в карманах обнаружили более семи с половиной тысяч рублей, «снятых» мною с Калининградской кассе. А разобранный до последнего гвоздика чемодан дал милиции все остальное, что там находилось. То есть остатки денег в сумме чуть больше шести тысяч рублей. Оказалось, что за три года, я истратил довольно большую сумму. Там же обнаружилось лезвие для ножа, который я так и не извлек, множество мелкого инструмента и кое-какие медикаменты, которые сразу же были названы — наркотическими средствами.
А, все мои попытки доказать, что это всего лишь средства от головной и зубной боли, были проигнорированы, более того, в деле вдруг оказалось заключение экспертизы, доказывающее, что найденные медикаменты являются силдьнодействующими лекарственными препаратами из списка №1. Но и это оказалось еще не все. Самым же большим обвинением в мою сторону, оказалось то, что я якобы ограбил какого-то Хаджи Рахматулло Абдрхмана имам-хатиба настоятеля мечети «Абу Сахи», украв у него драгоценные четки собранные из камней-слез, и подаренные ему знаменитым муллой Хаджи Насреддином-Бухарским.
— Какие чётки, я в глаза мне видел никаких четок! — Попытался воскликнуть я, но мне тут же предъявили мой альбом с изображенными на них, теми самыми найденными на одном из пляжей Ташкента, драгоценными четками и горкой золотых изделий лежащих рядом с ними. С другой стороны, я попытался доказать, что видел эти четки всего один раз а то, что нарисовано, вовсе не является доказательством их кражи.
Над моими словами просто посмеялись. А приглашенный художник подтвердил, что невозможно скопировать это произведение искусства столь точно, увидев его лишь однажды. В общем, все было против меня. И хотя в моих вещах так и не нашли этих четок, в итоге решили, что я их просто продал, а найденные у меня деньги, как раз и являлись той суммой которую я выручил от продажи. Еще со стороны милиции была попытка пришить к делу изображенный там пистолет с глушителем и патронами. Из-за этого изобржения мастерская была поставлена с ног на голову, перерыли все, но разумеется ничего не обнаружили. Конечно можно было попытаться показать свой талант, и извлечь из рисунка браслет. И возможно в этом случае обвинения были бы несколько иными, но я не стал этого делать хотя бы из-за изображенного оружия. Наверняка заставили достать и его, а он несколько «грязен» хотя бы из-за того, что взят при предыдущем побеге.