Долго топталась свита на месте, но царя, казалось, никакими силами нельзя было оторвать от Щусевых. Наконец граф Нирод почтительно, но крепко взял государя под локоть.
Когда Щусевы стали собираться уезжать, к ним подошел вежливый, прилизанный камер-юнкер и проводил их до огромной, как дом, кареты, запряженной шестеркой красавцев коней. Высоко над землей восседал прямой, как верста, истукан с бичом, похожим на удочку.
От волнения Мария Викентьевна долго не могла прийти в себя.
— Да будет тебе, Маня, — беззаботно говорил Щусев. — Подумаешь, невидаль — царь возле нее постоял. Да ежели тебе желательно знать, я бы ему больше, чем краски растрать, ничего не доверял. Краски знает, а фантазии никакой. Такого сорта люди для серьезного дела — сущая беда.
— Не бери меня больше с собой, Алеша. Нехорошо у меня на душе, неспокойно.
— Да я ему все ребра переломаю... — грубо пошутил Алексей Викторович и захлопнул рукою рот.
Теперь же Алексей Викторович решился напомнить царю о себе, благо вскоре представилась оказия.
Уже две недели шла война. Царь понял, что дальнейшее его пребывание на отдыхе в Крыму непростительно даже для него. 6 августа 1914 года по дороге из Ливадии в Петербург Николай II посетил купеческую управу в Замоскворечье, чтобы выпросить у московских толстосумов денег на войну. Потом он отстоял молебен в Марфо-Мариинской обители, куда его затащила великая княгиня Елизавета Федоровна. На молебне обязали присутствовать Щусева и Нестерова.
Религиозным человеком Алексей Викторович никогда не был, на церковные ритуалы он смотрел как на элемент старинной культуры. Может быть, именно поэтому его культовые постройки часто воспринимаются как прекрасная театральная декорация, живая и естественная. Его умозрительное, а вернее, зрительное отношение к религии очень не нравилось Михаилу Васильевичу Нестерову, для которого православные каноны были импульсом к творчеству. Нестерова поражал редкостный дар Щусева создавать из камня произведения огромной эмоциональной силы.
Но то, что знал о Щусеве художник Нестеров, было неведомо Николаю II. Для царя человек, строящий удивительные культовые сооружения, был носителем высокой религиозной идеи, недоступной атеисту. Царю и в голову не приходило, что в Марфо-Мариинской обители проявился не приверженец церкви, защитник православия, а самобытный художник, вобравший в себя все лучшее, что есть в художественной культуре, рассыпанной по огромным пределам, где живет и творит русский народ.
После молебна Щусева и Нестерова позвали к царю. Николай II поблагодарил их за великолепную постройку и обошел вместе с ними «Марфу», не скупясь на похвалы.
— Тэк-с, — сказал в заключение осмотра царь, — чем же вы нас порадуете в дальнейшем?
Алексей Викторович принялся вдохновенно рассказывать о своей новой стройке. Николай согласно кивал головой. Выбрав подходящий момент, Щусев вежливо попросил не отправлять на рытье окопов лучших мастеров — строителей Казанского вокзала.
В ответ он услышал:
— Когда говорят пушки, музы молчат.
Несколько дней Алексей Викторович не находил себе места, не зная, где отыскать силы, чтобы продолжать борьбу.
18 августа 1914 года было обнародовано высочайшее повеление именовать Санкт-Петербург Петроградом. 11 сентября на великую княгиню Елизавету Федоровну, все еще занятую устройством своей обители, были возложены заботы о раненых воинах, непрерывным потоком поступающих с фронтов. Ей же вверялась благотворительная помощь жертвам войны — вдовам и сиротам, — которую надлежало развернуть в Москве и в пределах Московской губернии.
При Казанском вокзале организовали эвакопункт. Сооружение было временным, но Щусев позаботился, чтобы оно было теплым и светлым. Алексей Викторович узнал, что вскоре пункт будет инспектировать Елизавета Федоровна. К этому ее приезду он готовился особенно тщательно. Употребив все свое обаяние, он добился от великой княгини слова, что она выберет случай убедить царя не свертывать работ по строительству вокзала. Елизавета Федоровна посоветовала Щусеву использовать еще один путь — написать прошение на имя другой великой княгини — Марии Павловны, тетки Николая II, ума и острого языка которой царь боится. К тому же Мария Павловна числится президентом Академии художеств...
Друзья помогли Щусеву подыскать ключи к покровительнице муз. Напирая на ее патриотические чувства, Щусев писал ей в своем послании: «Фасад Казанского вокзала прорисован мною в хороших четких пропорциях и деталях. Мне удалось поймать дух настоящей русской архитектуры без фальсификации, без приукрашивания».