Вскоре было принято решение: учитывая большой размах предстоящих работ по реконструкции Москвы, организовать при Моссовете не одну, а две мастерские. Во главе первой утвердить академика архитектуры И. В. Жолтовского, во главе второй — академика архитектуры А. В. Щусева.
А через совсем небольшой срок Алексей Викторович счел, что его отказ стать во главе всего дела — серьезная ошибка. Первый же конкретный шаг мастерской Жолтовского — здание на Моховой, исполненное в стиле итальянского Возрождения, вызвало у Щусева неудержимый протест. Этот дом Алексей Викторович сравнивал с кирасиром, что вышел прогуляться под стены Кремля в золоченой кирасе.
Начались бесконечные споры, ссоры, перемирия между первой и второй мастерскими. Тем временем в облик Москвы отдельными вкраплениями вносились смелые штрихи, органично вписываясь в него и открывая новые возможности. В чести обоих мастеров, следует сказать, что ни одно их сооружение не оказалось инородным телом на площадях и улицах столицы.
Осуществилась и стала подлинным украшением Москвы спланированная Щусевым широченная магистраль Ленинградского проспекта, прорезанная зелеными поясами с пешеходными дорожками. В ту пору эта магистраль многим казалась бессмысленно просторной, расточительной даже для такого города, как Москва, но время подтвердило правоту архитектора.
Алексея Викторовича заботило, какими силами будет осуществляться реконструкция. И Щусев зачастил во Вхутемас. Там он надеялся отыскать молодые дарования, способные проникнуться идеями светлого и прекрасного города, каким должна стать столица. Несмотря на нелюбовь к преподаванию, Алексей Викторович одно время даже стал вести курс во Вхутемасе, пытаясь зажечь мыслями развития градостроительных традиций Москвы будущих молодых зодчих. Но архитектурная поросль в этот период чуть ли не поголовно была увлечена творческой манерой Корбюзье и тех, кто следовал за ним, причем в основном поверхностной и поэтому легче всего доступной пониманию стороной нового архитектурного стиля.
И Алексей Викторович предпринимает отчаянный шаг: для наглядности он решает поставить посреди города архитектурный эталон, увидев который всякий причастный к зодчеству вспомнит о главном назначении архитектуры — облагораживать жизненную среду. На Советской площади, прямо напротив здания Моссовета, Щусев сооружает по своему проекту портик-пропилеи, выполненный в наистрожайних традициях древнегреческой классики. Под портиком он подолгу любил рассказывать, как с помощью проникновения в основы классики сам он добивался завоеваний на своем пути, в каком бы стиле ни работал и какое сооружение ни создавал. Пропилеи напоминали: не теряй строгости и целесообразности, благозвучия и красоты, которые содержит классика. И снова зодчий неустанно твердит: «традиция» означает «передача», передача наследникам лучшего, что собрано по крохам тысячами их талантливых предшественников.
С высоты своего художественного опыта Алексей Викторович пытался представить архитектуру города будущего с ее пластикой и совершенством форм. Как сохранить ни с чем не сравнимое лицо Москвы? Эта мысль ни на минуту не оставляла его, временами даже терзала и мучила. Иногда ему казалось, что древние черты столицы сглаживаются, что она теряет свой колорит. А ведь прежде Москва была так же своеобразна, как Владимир или Суздаль. Посетивший эти города хоть раз человек уже никогда и ни с чем их не спутает, даже ввези его туда с завязанными глазами, а потом развяжи их и спроси, где он находится.
Москва, несмотря на хаотичность новой застройки, затаенно хранит в себе яркое своеобразие, в котором сплелись седая древность, праздничное московское барокко, строгая желто-белая классика екатерининских и более поздних времен. Нет, не смеет Москва утратить своего лика! Через сколько бы лет ни вернулся москвич домой, он должен с благодарностью и отрадой узнавать повсюду черты родного города. Величественность и торжественность Москвы как столицы огромного государства не смеют лишить ее уюта, мягкости, доверчивой простоты.
Пришла весна 1929 года. Заканчивалось строительство дополнительных корпусов Третьяковской галереи. И вдруг вокруг проекта Мавзолея разгорелись новые страсти.
«Возмутителем спокойствия» оказался Владимир Владимирович Маяковский. Вот что писал Щусев в своих воспоминаниях: «Один из моих оппонентов по проекту Мавзолея — Маяковский — не хотел примириться со статическим памятником Ленину. Он требовал другого решения...»