— А я думаю, наш город не самое скверное место на земле, не правда ли, господин Щусев? — засмеялась Варвара Никитична.
Весной, когда учебный год подходил к концу и Алексей всем существом ждал нового бесконечного лета, в его душе вызрел замысел, с которым он связывал большие надежды. Ни Машеньке, ни Михаилу Карчевским, не говоря уже ни о ком из домашних, своей тайны он не доверил.
Генеральский особняк на Александровской улице жадно влек его к себе, однако неприступный забор и чугунные ворота с тяжелыми цепями на створах охлаждали его тайные мечтания.
Однажды, возвращаясь с этюдов, он глубоко задумался и вдруг почувствовал, что все должно осуществиться немедленно, сей же час. То ли оттого, что сегодня рисунок не ладился, то ли оттого, что через проулок он спустя секунду выйдет на Александровскую улицу, он решил: будь, что будет, даже если громы и молнии упадут потом на его голову. Глаза уже скользили по высокой ограде. Какая-то сила заставила его размахнуться и перебросить в генеральский сад свои рисовальные принадлежности. Отступать было некуда.
Он присмотрелся к высокому вязу, стоящему у стены, огляделся, выжидая, пока улица опустеет, и, выбрав удобный момент, взобрался на дерево. Казалось, сознание работало помимо него: глаз сразу заприметил толстый сук, свешивающийся прямо под оградой, и купы цветущей сирени, в которой можно укрыться от сторожа.
Добраться до нужного сука оказалось совсем не просто. Наконец Алеша повис на руках над оградой, увенчанной остриями железных копий. Перебирая руками, он выбирал, куда ему прыгнуть, как вдруг раздался похожий на пушечный выстрел треск, и ему показалось, что огромное дерево обрушилось на него.
Очнулся он на земле оттого, что большой шоколадный пес лизал ему глаза и лоб теплым мокрым языком. Алеша протянул руку погладить собаку. Пес отскочил и через минуту принес ему его альбом, а сам отошел в сторону и грациозно сел, держа на весу переднюю лапу. Мальчик завозился, выбираясь из-под ветвей сломанного сука, и сел на траву. Лоб страшно саднило. Вокруг была такая райская красота, такой истомчивый дух шел от махровой сирени, что захотелось плакать.
Пес вскочил и, радостно скуля, завертелся вокруг. Алеша встал, отряхнулся, а собака, выражая нетерпение, уже приглашала его следовать за собой. Сверкая на солнце длинными прядями шерсти, пес вел его между царственных кустов сирени, поминутно оглядываясь и зовя вперед. Следом за собакой Алеша подошел к крыльцу и поднялся на веранду. Здесь на широком персидском диване неподвижно лежал большой человек, укрыв лицо кисейным платком.
Провожатый Алеши сунул морду под платок и, облизав седые усы хозяина, смахнул платок.
— Поди прочь, Милорд, — проворчал генерал и, вытаращив от удивления глаза, уставился на мальчика.
Алеша понял: нельзя терять ни мгновенья.
— Здравствуйте, ваше превосходительство! — полным почтения голосом начал он. — Я ни за что не осмелился бы беспокоить вас в минуты отдыха, но ваш Милорд сам меня привел, чтобы я засвидетельствовал вам мое глубочайшее уважение как боевому герою, славой которого гордится весь наш город. Все в нашей гимназии грезят вашими военными подвигами во славу отечества. Но не только этим велик ваш дух, ваше превосходительство, но и вашей любовью к искусству, которая не имеет границ. Я лишь маленький поклонник вашего изысканного вкуса. (Фраза глупая, но, пожалуй, сойдет, решил Алеша, главное, не дать выгнать себя в первую же минуту.) Мне никогда не приходилось видеть подлинников великих мастеров, но я многих из них знаю но репродукциям и олеографиям. Любимый мой художник — Микеланджело. Его «Распятие на кресте Святого Петра» кажется мне высшим достижением мировой колористики. Если бы он не был к тому же и великим скульптором, то все равно был бы для всех ныне живущих богом. Еще я очень люблю Тициана. Его «Положение во гроб» так экспрессивно, что страдание людей само в себе уже несет надежду на радость, хотя на нее в картине нет и намека. Но это какая-то радостная скорбь, не так ли, ваше превосходительство?
Алеша на полминуты сделал паузу, чтобы передохнуть. Генерал сурово молчал и ворочал похожими на осенние кочки бровями.
— Вы, наверное, знаете, ваше превосходительство, рисунки Рубенса. Я совсем недавно познакомился с ними, и мне в первый раз открылось, как бесконечно труден путь от великого замысла к великому полотну. Античные фигуры на рисунках Рубенса, особенно его «Сенека», живее всякого живого человека. У него человек живет каждой своей жилкой. А глаза, как он умеет делать глаза! Рисунки выполнены черным мелом и сангиной, а кажется, что они цветные, во всяком случае, я почувствовал голубой цвет глаз, они словно вобрали в себя голубизну неба и излучают ее на вас. Если бы я был самым богатым человеком на свете, я все отдал бы за то, чтобы постоять перед великими творениями и поговорить со знающим человеком о Рафаэле, о Леонардо да Винчи, о непревзойденном Рембрандте...