— Сами рисовали? — наконец спросил он.
— На кого же мне еще полагаться?
— Я бы решил это панно иначе, — задумчиво сказал художник.
— Так и договоримся: вот вам мой эскиз, принесите мне завтра свой.
Вместо эскиза Рерих принес почти готовое полотно. Под глазами у художника легли тени, но весь его вид показывал, что он доволен.
С эскиза скорбно смотрели испуганные синие глаза богоматери. Ее бессильно склоненная набок голова, покрытая простым платом, как бы покоилась на головке младенца. Детская головка прилипла к плечику. Глаза младенца глядели по-взрослому твердо.
Щусев сильными руками обнял художника и долго не отпускал.
— Позвольте мне надеяться на вашу помощь, Николай. Мне так никогда не сделать. Какой вы удивительный живописец! — говорил Щусев, не в силах оторваться от полотна. — Я сумею убедить этих святош: будете делать мозаику!
Перед отъездом в Киев Щусев уговорил Рериха сделать еще один эскиз — для западного портала. Несмотря на то что работы вышли одна лучше другой, Алексею Викторовичу удалось добиться для Рериха подряда лишь для южного панно. Над западным порталом пришлось работать самому. За сметой расходов следили неотступно.
С момента закладки Щусев забрал все бразды стройки в свои руки и не выпускал из поля зрения самой малой мелочи. Даже скобяные детали делались по его эскизам. Образцы ручек, дверных петель, кованых фонарей и других деталей сделали для него в одном экземпляре петербургские кузнецы, которые когда-то выковывали решетки для памятника генералу Шубину-Поздееву, а позже изготовляли поковки для нового фасада дома графа Олсуфьева.
Дружбой с мастерами Алексей Викторович дорожил, как самым ценным богатством, а уж расплачивался с ними всегда сполна. В Почаеве местные монастырские кузнецы выковали по образцам требуемое количество скобяных деталей.
Аскетически строгий и в то же время полный поэзии храм медленно обретал плоть. Щусев пестовал свое детище заботливо, тревожась о каждой детали, придирчиво следил, чтобы ни один белокаменщик ни на йоту не отступил от шаблона, беспощадно рушил содеянное даже при самом пустяковом огрехе. Здесь не должно было быть ни одной фальшивой ноты.
Вскоре дела на стройке пошли как по маслу. У Щуева появился надежный помощник — прораб Нечаев. Вдвоем обсуждали они каждую деталь постройки, вместе искали, каким способом добиться большей выразительности.
Тогда Алексей Викторович позволил себе небольшое отвлечение от стройки. И причина тому была исключительной. В Ницце умерла собирательница и хранительница богатой коллекции художественных ремесленных изделий русского Севера Шабельская. ШЩусев всегда восхищался ее энтузиазмом и любовью к русской старине. С какой настойчивостью искала она необычное, интересное, с каким усердием составляла описи и «родословные» своих находок! Скромной данью памяти этой удивительной женщины стал щусевский проект памятника-часовни на ее могиле в Ницце.
Три тщательно прорисованные декоративные главы создают тонкий образ часовни. Как растения, вырастают они из стен, изукрашенных рельефными узорами, созвучными владимиро-суздальской белокаменной резьбе. Пренебрегая архитектурной основой сооружения, Щусев намеренно усиливает впечатление рисованности. Это дает новое чтение архитектонике: каждый, кто подойдет к часовне, должен почувствовать, что она посвящена натуре глубокой, увлеченной.
Вырастающие из цоколя цветы, весь растительный орнамент часовни сами собой сливаются с пейзажем юга Франции, хотя каменные цветы эти сродни и тем, что издревле украшали повседневные предметы русского обихода.
Стремительно растущая слава Щусева подтолкнула Археологическое общество и Комиссию по увековечению памяти победы на Куликовом поле вновь обратиться к нему. В свое время Археологическое общество предусмотрительно оставило за собой право вернуться и к щусевскому проекту реставрации овручского памятника и теперь не замедлило этим правом воспользоваться.
20 мая 1907 года Алексей Викторович получил разрешение начать в Овруче восстановительные работы под наблюдением академика П. П. Покрышкина. Щусеву повезло — вдумчивый исследователь и великолепный практик реставрации пришел ему на помощь.
В то лето Алексею Викторовичу всего лишь дважды удалось вырваться в Почаев посмотреть, как идут строительные работы. Но даже в Почаеве мысли об Овруче не оставляли его. Новая для него область — реставрация — оказалась и наукой и искусством одновременно. Эта область художественной деятельности не терпела дилетантства, скороспелых решений, полагаться здесь на одну лишь интуицию и художественное чутье было не только опасно, но и пагубно. Подлинный реставратор поклоняется лишь знанию и факту истории.