Да и сородичи ли они ему? Имея разум, Бэмби был выше любых, даже магических оленей. Стоя на вершине своего вида, он был бесконечно одинок, и не будучи частью пробужденных творений, он не имел доступа к общей сети, от чего никак не мог с ними общаться.
Попытался ли я помочь ему? Нет. Был ли я виноват в черствости? Я не знал. Всегда были причины, почему я должен был сделать что-то куда более важное. Жизнь подбрасывала проблемы, что необходимо было решить немедленно и прямо сейчас.
Так, в пылу момента мои собственные обещания постепенно обращались прахом.
Ссшиса Сухати — имя, что как-то легко было сметено ветром истории на обочину. Та ящероподобная зверолюдка, о ком все давным-давно забыли. А ведь именно она была той, кто спас мне жизнь. И я обещал позаботиться о её племени. Я обещал помочь её родным и близким. Укрыть племя от звериной жестокости совершенствующихся.
Сделал ли я это? Ха! Проходя мимо упомянутого Ссшисой предгорья Русат, я мог повернуть и заглянуть к ним. Возможно, прямо сейчас им требовалась моя помощь. Может, если я им не помогу, они умрут страшной смертью.
Но одно я могу знать точно, если я всё же поверну, то я не спасу не только это племя, но и обрёку и всё остальное человечество. Ведь каким бы злым и уродливым не оставалось местное человечество, они всё же были людьми. Это же касалось и зверолюдей — Чума не сделала для них исключение.
И чёрт возьми, я не позволил бы им всем умереть у меня прямо на глазах.
Наша маленькая армия быстро неслась по сгоревшим равнинам, обледеневшим полям, разрушенным городам и опустошенным деревням.
Где-то всё ещё теплилась жизнь, но в большинстве своём она понемногу затихала.
Чума действовала странно. Зараженные ей умирали с неравномерной скоростью. Те же высшие практики слабели с куда большей скоростью, чем этого можно было ожидать. Возвышенные же держались с куда большей силой, хоть они и были слабее.
Тяжелее всего пришлось обычным людям. Чума отнюдь не фокусировалась на них с особенной злобой, просто они с самого начала были намного слабее. Кроме этого, их жизнь была куда труднее практиков. Там, где больной совершенствующийся мог бы убежать от хищных зверей, больной смертный мог только умереть, шепча последние утешающие слова прижавшейся к нему семье.
Никакой пощады. Никакого утешения. Никакой надежды.
Мы встречали деревни и городки, где жители предпочли сами взять свою судьбу в руки. Десятки мертвых тел, аккуратно лежащих на городской или деревенской площади. Где-то это мог быть яд, а где-то обошлись серпами или ударом колуна по голове.
Путешествие заняло много дней, поэтому становится куда понятнее наше откровенно упадническое настроение.
Сидя ночью у пылающих костров, никто не смеялся и не начинал какую-нибудь смешную, залихватскую историю. Не было желаний обсуждать свои победы и достижения. Лишь глухой кашель то и дело разрывал мучительную тишину, когда, то один, то другой практик прикладывал платок к губам и мучительно всматривался в ткань, ища на ней признаки крови.
Я не раз и не два замечал на себе и Лиан зловеще завистливые взгляды совершенствующихся, когда наш кашель, если и был, то очень и очень редкий. Стихии защищали своих чемпионов, пускай их защита и не была абсолютной.
Это сильно отделяло нас от остальных практиков. В мире, где все больны и медленно умирают, те, кто больны меньше, привлекают много нежелательного внимания.
Странно, но в этой ситуации были и положительные моменты.
Избавившись от необходимости руководить завоевательным походом, я словно бы сбросил невидимые, но очень давящие цепи. Если раньше мне приходилось прилагать существенные усилия чтобы работать над своей ци и связанными с ней техниками, то теперь, даже на бегу, одна идея лучше другой появлялись, чтобы тут же смениться следующими.
Зачахнувший проект клонирования вновь поднял голову и у меня впервые начали появляться какие-то существенные успехи.
Мои клоны перестали быть умственно отсталыми, и хоть до идеального воспроизведения было ещё далеко, но я не терял надежды.
Уже сейчас я мог отправлять свои копии в роли разведчиков, чтобы они бежали в разные стороны, позволяя мне смотреть их глазами и слышать ушами. Старая техника контроля рисунков тоже претерпела изменения, вот почему я мог одновременно двигаться и пользоваться техникой.