Первый минус получившегося макарова заключался в монолитности всей нарисованной конструкции. Проще говоря, это был цельный макет, состоящий лишь и одной детали. Даже тот же курок не нажимался, застыв в одном положении.
Второй же минус происходил из первого. Так как это был рисунок, причём рисунок, сделанный масляными красками, то поверхность «пистолета была абсолютно не ровной».
Я даже заглянул в ствол и полюбовался бугристой поверхностью внутри ствола. Можно было лишь представить, каким был бы выстрел из такого «пистолета», даже если бы он работал.
Далеко не отходя от кассы, я тут же нарисовал самый обычный меч и-и-и… вполне себе его получил. Поверхность клинка тоже оставляла желать лучшего, но он был острым, и при желании и умении им можно было кого-то прикончить.
Следующим экспериментом стал лук. Иронично, но он вполне себе гнулся, а его тетива была, собственно, тетивой, а не видимостью.
Это противоречило тому, почему пистолет остался лишь куском застывшей краски, а вот лук отлично работал.
Была ли какая-то причина?
Потратив куда больше времени на проработку, я сумел нарисовать простенький арбалет с самой примитивной «козьей ногой», которую я только сумел сообразить.
И это был серьезный вызов моим навыкам. Пришлось очень постараться, чтобы так расположить рисунок, чтобы были видны все важные части механизма. Кроме того, я сам с трудом вспомнил, как рычаг для взведения вообще должен работать.
Казалось бы, примитивнейшая вещь, но попроси кого-нибудь её нарисовать в стиле чертежа, как девяносто девять процентов «знатоков» тут же отсеется.
Рядом с ним я попробовал нарисовать пару болтов, но к сожалению, они превратились в пыль, когда арбалет вышел из картины. Пришлось рисовать их отдельно.
Я был приятно удивлён, когда арбалет вполне себе неплохо работал. Нарисованный мной механизм со скрипом, но взводился, а тетива натягивалась и не рвалась.
Правда с болтами вышла накладка. Было довольно трудно соотнести размер болтов на рисунке с реальным размером. К примеру, та же ромашка получилась куда больше, чем была на картине, а вот пистолет был точно тем же.
Прорыв наступил, когда я сумел уловить возможность направлять эмоции в момент рисования и примерно приказывать, что ты хочешь получить.
Я пробовал делать это и раньше, но чем больше я рисовал, тем яснее видел, как правильно это делать.
Словно человек учащийся ездить на велосипеде, я «открыл» для себя возможность ездить без одной руки на руле.
Тестирование арбалета с болтами оставило неоднозначный результат. Когда я расстрелял шесть болтов, на седьмом выстреле структура арбалета треснула и расплескалась.
Вероятнее всего, удары тетивы негативно сказывались на всём арбалете сразу. Однако, даже так, это был неплохой результат.
В случае необходимости я мог бы обзавестись неплохим оружием дальнего боя, способным, опять же, нанести смертельную травму. Тот же бамбук он прошивал с легкостью.
Болты тоже требовали отдельного внимания. Пробивая препятствия, они застревали в конечной цели, после чего начинали истаивать от полученных повреждений. Таким образом у меня были самоуничтожающиеся болты или мечта наемного убийцы.
Открытие возможности направлять эмоции в момент рисования и в целом более полное понимание своей магии, толкнуло меня на продолжение экспериментов с созданием живых созданий. Правда, сначала я вновь нарисовал арбалет, пускай и без рычага, от чего мне, пыжась, пришлось взводить его руками.
Как образец я решил выбрать какое-нибудь максимально слабое и безобидное существо, дабы если что-то пойдет не так, я хотя бы сумел отбиться.
Выбор остановился на обычном кроте. Мало того, что тварюшка должна была быть слепой, так она ещё медленно ползала и была неловкой.
Невольно я отметил, что черная краска используется куда активнее других. Надо будет в следующих рисунках и остальных краски тоже использовать.
Рисуя, я вкладывал всё своё желание и намерение о ненападении, буквально впечатывая свои мысли в краску, желая получить безопасное существо.
Дабы животное не поранилось, я расположил новый «мольберт» практически у самой земли, именно поэтому вывалившийся крот плюхнулся на траву максимально мягко.
Я внимательно следил за тем, как животное слепо нюхает воздух, поводя остроносой мордочкой во все стороны.
Следующим шагом была проверка его агрессивности. Слабый тычок палкой никак его не насторожил и почти не привлек внимания.
Я вздохнул от того, что должен был сделать.
Протянув руку и готовясь немедленно её отдернуть, я осторожно погладил его шерсть, чем мгновенно привлёк внимание животного, повернувшееся ко мне всем телом.
Однако даже так никакой атаки не последовало… пока глаза крота не вспыхнули слабым фиолетовым светом, от чего я чуть было не прихлопнул его топором.
Замахнувшись, я подозрительно ждал, когда упадёт второй «ботинок», и это случилось.
По краям моего зрения появилось легкое марево, но оно было таким слабым, что по началу я его почти и не заметил.
В итоге ни крот, ни я не двигались, пока я наконец не понял, что эта тварь пытается сделать.
— Вот какие значит у тебя силы, — фыркнул я, позабавившись. — Не можешь убить меня напрямую, но про пакости речи не шло, не так ли?
Оказалось, что слепой мерзавец, как и ромашка, тоже получил от моей силы подарок. В его случае, он мог слепить тех, на кого направлял свою силу. Но из-за кардинальной разницы в нашей мощи, его слепота лишь чуть-чуть поколебала моё зрение.
Очередной «бонк» топором и крот отправился туда, откуда пришёл.
Тем не менее нельзя было сказать, что последний эксперимент был полным провалом.
Я все же сумел прописать в инстинктах этой твари ненападение. Правда, она всё равно нашла лазейку и хоть и не нападала прямо, но могла использовать на мне не смертельную силу.
То есть, если я хотел чувствовать себя в полной безопасности, то при рисовании мне следовало заложить целый свод недвусмысленных приказов моим творениям, дабы они не пытались пустить меня на котлету.
Проблема была в том, что очень сложно держать столько разных мыслей в голове, так ещё и работать.
Таким образом, я остановился лишь на нескольких самых важных приказах, вроде запрета вредить прямо или косвенно и использовании на мне своих способностей.
Последним приказом я добавил подчинение, но у меня были сомнения, что этот приказ сработает, как мне хотелось бы.
Вторым, или третьим, если считать Безымянную, живым существом я решил нарисовать… Бэмби.
Ещё в далеком детстве на кассете я засматривался мультиком про одного одинокого олененка. Правда я всегда выключал на моменте с пожаром, не желая видеть творившийся там ужас.
Так почему бы не нарисовать столь знакомый образ?
Глядя на то, как нетвердой походкой из картины выбирается мультяшный олененок, я не мог удержаться от улыбки.
В кои-то веки моя сила создала что-то прекрасное и доброе…
«Треск!» — с застывшим лицом я смотрел, как миленькая шкурка олененка хлюпает и расползается на части, чтобы сквозь прорехи плоти медленно, но неотвратимо выползают склизкие щупальца и острые клинки.
Нижняя челюсть Бэмби треснула на две части, разошедшиеся в разные стороны и задрожавшие, словно хелицеры насекомого. Из некоторых суставов вырвались острые шипы, сделав его облик ещё более отталкивающим.
Длинные клинки из спины поднялись над «Бэмби» и хищно покачивались, готовые кромсать плоть и крушить кости.
«Оленёнок» шумно сопел своими изуродованными ноздрями, а внутри него что-то еле слышно булькало.
Единственным, что остались неизменными, были голубые глаза, столь чуждо выглядящие на морде стоящего кошмара.
Мой арбалет точно смотрел прямо на монстра, но в этом не было необходимости, так как я его отлично чувствовал. Порожденное мной чудовище хоть и безумно этого хотело, но не могло на меня напасть.