Джастин остановился и повернулся ко мне лицом, нахмурившись.
— Он их ненавидит. И обычно отказывается от всех коммерческих заказов.
Ему нужны были деньги.
Я видела, как он умолял.
Слышала, как тот говорил по телефону со слезами на глазах.
Я пожала плечами.
— Он передумал.
Джастин тихо засмеялся.
— Похоже, он часто так поступает рядом с тобой.
Спрятав дрожь, я плотнее завернулась в халат.
— Это его прерогатива.
— Это так.
Наступила затянувшаяся пауза. Джастин сжал затылок, его безупречный костюм шептал о тончайшей ткани и деньгах.
В своей безупречной одежде он выглядел совсем иначе, чем Гил. У них были разные пути, разное прошлое, разное будущее. И все же… каким-то образом они стали друзьями.
Я немного расслабилась.
Возможно, я была в жизни Джастина, когда мы учились в школе, так же, как и в жизни Гила, но… я провела с ним лишь малую часть времени по сравнению с тем, что было у них за последний год.
Осознание того, что в эти дни я была третьим лишним, нарушало мое душевное спокойствие.
Указав подбородком на дверь ванной, я тихо сказала:
— Я не могу как следует поблагодарить тебя за то, что ты снова пришел мне на помощь. Но теперь, когда я в безопасности, могу принять душ… если ты не против?
— Тебе не нужно меня спрашивать. Это не мое место.
— Правда. — Я улыбнулась. — Ну, в таком случае… — Я щелкнула пальцами. — О, нет. Я оставила свою сумку в машине Гила. Вместе со всеми его принадлежностями для рисования и заведенным двигателем. — Неохотно повернувшись, я пошла на улицу. — Я сейчас вернусь.
Джастин двинулся, чтобы остановить меня, подняв руку.
— Прими душ. Я все принесу.
Мои глаза расширились.
— Ты уверен? Ты будешь в безопасности один?
Джастин хихикнул.
— Я уверен, что со мной все будет в порядке.
— Хорошо… — Я покраснела. — Моя сумка с вещами на ночь в багажнике. Ты не мог бы оставить ее за дверью ванной?
Он кивнул.
— Конечно. — Проходя обратно через офис на склад, он не спросил, зачем мне сумка с вещами на ночь. Не спросил, почему я ехала на машине Гила. Он вел себя так, словно все, что происходило между мной и Гилом, было вполне приемлемо. Как будто тот с самого начала знал, что это случится, если мы когда-нибудь снова найдем друг друга.
И, может, он знал это лучше, чем кто-либо другой.
В конце концов, он склеивал мое разбитое сердце, а затем латал сердце Гила.
Он был клеем для наших разбитых частей.
Возможно, он мог бы исправить то, что было сломано между нами.
Возможно.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Гил
— Прошлое —
Я жил в аду.
Последние два дня истерзали мое сердце и заставляли меня молить о решении.
Расставание в школе должно было быть ненастоящим, но каким-то образом оно стало слишком реальным. Мне нужно было вернуть все назад. Объяснить. Но чем больше времени проходило, тем ужаснее становилась правда.
Ты никогда больше не будешь разговаривать с Олин.
Угроза мисс Таллап непрерывно крутилась в моем мозгу.
Этот ультиматум было проглотить труднее, чем понять, чего она от меня хочет. Это заставило мой желудок сжиматься, а нервное беспокойство петлей обвилось вокруг моего горла.
Я должен был поговорить с Олин.
Должен был увидеть ее, коснуться ее, любить ее.
Если я не смогу заполучить Олин… черт, жизнь не стоила той боли, в которой она оказалась.
Несмотря на угрозу мисс Таллап, я приплелся к Олин, как только вышел из школы в пятницу. Со слезами на глазах и разбитым, мать его, сердцем я стоял на ее крыльце и пытался набраться смелости, чтобы позвонить в дверь и извиниться.
Рассказать ей все.
Умолять ее помочь мне.
Но ее не было дома.
Впервые за долгое время я был одинок и никому не нужен.
Не совсем так.
Я был желанен.
Только дьяволом в женской обличии.
Я просидел возле дома Олин, пока чувство голода не заставило меня уйти. И хотя не знал, к кому она обратилась из-за моего предательства, но надеялся, что она в тепле и безопасности.
Только осознание того, что ее будущее висит на волоске из-за меня и моих действий, заставило меня вернуться обратно в хибару, в которой я родился, и завалиться в грязную постель.
В ту ночь отец жестоко избил меня — благодаря одному из своих приступов ярости под воздействием бурбона, — и я провел субботу, залечивая раны. Олин снова была где-то в другом месте, когда я, корчась от боли, прибежал к ней домой.