Гил не смотрел на меня.
Не сказал мне уйти или остаться, не показал, что ему не все равно.
Я не знала, что делать.
Потому что готовилась к новой битве. Засыпая, сочиняла сценарии, как дать отпор на неизбежный спор. Но как я могла спорить с человеком, который закрылся и отгородился от меня?
Я стояла как призрак на краю его кровати, изучая его, пока Гил медленно и глубоко дышал. Его руки пульсировали от напряжения, когда он обнимал подушку, словно душил ее, заставляя замолчать, делая все возможное, чтобы успокоить хаос внутри себя.
Внешне он мог казаться спокойным, но его мысли наполняли комнату шумом. Злобным, мстительным, загнанным в ловушку. Шумом, который царапал мою кожу и заставлял меня искать по углам злобного врага.
Все в Гиле говорило о человеке, у которого должно быть все — богатство, слава, талант. Но чего-то в нем не хватало. Чего-то фундаментального, словно у него вырвали душу и оставили лишь пустошь, наполненную тьмой.
Я обняла себя за плечи, когда по мне пробежали очередные мурашки.
Что, черт возьми, было в этой запертой комнате? Был ли там кто-то? С чем он столкнулся, чтобы стать таким несчастным?
Вопросы не давали покоя. Тревога жила в нервных ударах сердца. Я пыталась сформулировать вопрос, который рассказал бы мне все. Чтобы одним махом узнать, что с ним произошло, чтобы облегчить недуг, плотно обхвативший его сердце.
Но Гил справился с тем, что причинило ему боль, своим собственным методом. Пытался заглушить шум, заглушить боль, и на один-единственный вздох он выглядел так, словно выиграл с таким трудом заработанный момент покоя.
Как бы мне ни хотелось знать, я не могла отнять у него этот покой. Не могла просить его вернуться в бурю, которую он нес.
Неважно, что он сделал, от чего убежал или во что был вовлечен, я не могла стать причиной новых мучений.
Не сейчас.
Подойдя к его матрасу, я опустилась на колени и подползла к нему.
Ему не нужны были расспросы. Ему нужна была тишина.
Друг.
Семья.
Он напрягся, когда я легла рядом с ним. Его глаза так и не открылись, а лоб был насуплен и сурово нахмурен. Его рука исчезла под подушкой, сжимая что-то маленькое и пушистое.
Не говоря ни слова, я подтянула край подушки, чтобы посмотреть, что он держит.
Мое сердце стремительно обливалось кровью. Ни жгут, ни повязка не смогли бы остановить кровотечение.
Слезы хлынули из моих глаз, когда его лицо исказилось в муках, он сжимал в кулаке плюшевого совенка.
Сова.
Глупая детская игрушка.
Игрушка с лесными перьями и большими, проникновенными глазами.
Сова… для О.
— Гил…
Оторвав руку от подушки, я прижалась к его щеке. Он вздрогнул, когда я наклонилась, чтобы коснуться его носа своим, наши лица прижались к свежему хлопку, запах алкоголя был непрошеным.
— Что ты скрываешь? — Я застонала, целуя его губы с грустью. — Это убивает тебя, разве ты не видишь? Ты должен кому-то рассказать.
Его кожа стала пепельной, когда он отстранился от моего поцелуя, тряся головой, как будто не мог выдержать этой связи.
Гил лежал на спине с рукой, закинутой на глаза, отгородившись от внешнего мира.
Стирая меня.
Но я не позволила ему.
Склонившись над ним в постели, я обхватила его щеки. Обняла его, укрывая своим телом, и снова поцеловала его. Я целовала его неглубоко и сладко, в то время как слезы капали с моих щек на его, стекая по линии челюсти и вниз по горлу.
Гил дрожал все сильнее с каждым ударом сердца. Его кожа стала ледяной, а в груди снова раздался шум раненой добычи и разъяренного хищника. Он вздрагивал, чем дольше я его целовала, отстраняясь в те места, за которыми я не могла уследить.
Он не отталкивал меня, но секунда за секундой его непреклонное напряжение намекало, что то, что я сверху, не доставляет ему удовольствия. Я чувствовала его нежелание в поцелуях, на которые он отказывался отвечать. Чувствовала это в воздухе, который быстро охлаждал его кожу.
Его дрожь была похожа на дрожь человека, который готов встретиться лицом к лицу с чудовищем, но знает, что в этом случае его ждет смерть.
Оторвав свой рот от его, я села и скатилась с него, смахивая слезы и смятение.
— Прости меня. Я не хотела…
Его челюсть сжалась, и он резко покачал головой.
Гил молчал, как будто слова были слишком тяжелы для него.
— Боже, я… — Я фыркнула и потянулась к его одеялам. — Все, что я хочу сделать, это помочь. Хочу доказать, что ты можешь мне доверять. Хочу, чтобы ты знал, что, несмотря на твои секреты и мой страх перед тем, что ты скрываешь, я не уйду. Мне хочется помочь тебе, Гил, но все, что я делаю, кажется, только ухудшает ситуацию.