Его тело оставалось напряженным и неподвижным.
Я отодвинулась от него подальше, давая ему пространство.
Через несколько секунд после того, как я переместилась, он снова медленно ожил. Его рука соскользнула с глаз, и он моргнул, словно дезориентированный. Как будто не узнавал свою комнату, эту ночь… меня.
Его зеленый взор встретился с моим, и снова это душераздирающее подозрение в глазах ранило меня сильнее, чем любое проклятие или кулак.
Я никогда не видела, чтобы он проявлял свои эмоции в школе. Хотя видела его в крови и синяках, недосыпающим и голодным, но Гил ни разу не выглядел на грани срыва.
Не то что сейчас.
И это лишило меня глупой попытки быть его силой, потому что если Гилберт Кларк — мальчик, который взял на себя ответственность за весь мир, не скуля о несправедливости, — мог выглядеть таким совершенно уничтоженным, значит, что-то серьезно, серьезно не так.
— Это я, Гил. Только я.
Мне так и хотелось протянуть руку и коснуться его, но я сдержалась.
Вздох, который вырвался у него, был болезненным и исходил из его души. Он просвистел в его груди, вырвался из его губ и от облегчения оставил его тело без костей.
Я ждала, что он попросит меня уйти.
Чтобы я послушалась его предыдущих команд.
Вместо этого Гил схватил меня за запястье и потянул вниз рядом с собой. Дрожащими пальцами уложил меня так, чтобы мы лежали лицом друг к другу. Его глаза искали мои, быстро и испытующе. Пальцы ласкали волосы за моим ухом. Он придвинулся ближе и поцеловал меня в лоб с такой сердечной нежностью, что у меня защемило сердце.
Гил все еще молчал, но его прикосновения говорили о многом.
Останься.
Пожалуйста.
Ты нужна мне.
Я кивнула, положив руки на его обнаженную грудь. Трепет его сердца обжег кончики моих пальцев.
Его губы поджались. Его кожа не утратила прежней пепельной бледности. Он глубоко вдохнул и, очень медленно, наклонился, чтобы поцеловать меня.
Сначала наше дыхание соединилось, сплетаясь с нерешительностью и желанием. Затем наши губы встретились, изысканно мягкие и бархатные. Мы оставались в этом пузыре предвкушения целую вечность. Бабочки собирались, желание нарастало, ощущение такого разрывающего поцелуя так отличалось от агрессивного, взрывного возбуждения, которым мы делились раньше.
Это была тонкая и драгоценная бумага. Это были не два взрослых человека, опытных в любовных делах, а два подростка, которые любили друг друга так чертовски долго.
Его рот прошелся над моим, посылая ударные волны по моим губам. Гил не двигался, чтобы усилить давление, а я не хотела разрушать пьянящие чары, которые он на меня наложил.
Никогда еще поцелуй не был способен вызвать дрожь во всем теле.
Никогда еще прикосновения не баловали меня с такой настойчивостью, обещая бесценное вознаграждение, если мы не будем торопиться.
Гид поцеловал меня, и я поцеловала его в ответ. Никто из нас не настаивал на большем, довольствуясь той нежной свободой, которую мы создали. Наши губы оставались сухими и невинными, прижимаясь друг к другу, добавляя трение и тепло. Мои соски побаливали от желания прикоснуться к ним, его сердцебиение перешло от трепета к ровному стуку о ребра.
И все равно мы не нарушали границ целомудрия. Этот поцелуй был безопасным. Он дал Гилу именно то, чего я так хотела — место безусловного принятия и терпения.
Я вздохнула, растворяясь в его контроле.
В тот момент, когда я предоставила ему полную власть над собой, кончик его языка лизнул мою нижнюю губу. Едва заметно, как эротическая дразнилка.
Я застонала, дрожа. Мое тело расслабилось и обмякло, готовясь к нему и отменяя все остальное. Пальцами искала его грудь; мой рот приоткрылся в приглашении.
Мы зависли на грани простого поцелуя, перерастающего в обжигающий секс.
Гил не был трезв, но он успешно заставил мою голову поплыть от желания, поэтому мы оба были опьянены и находились во власти низменных побуждений.
Однако вместо того чтобы углубить поцелуй, он отстранился с душераздирающим стоном.
— Я не могу. — Его веки закрылись над пылающими зелеными глазами. — Мне жаль.
Я снова задрожала, но на этот раз от волнения.
— Все в порядке. Я не ожидаю…
— Я хочу тебя, О. Хочу тебя так чертовски сильно. — Его глаза снова открылись. — Отвергнуть тебя сегодня вечером… Черт. — Жестокий смех разрушил нашу безопасную тишину. — Отказываться от тебя каждый раз… это разрывает меня на части.
Я замерла. Говорил ли это Гил или водка? Это была голая правда или наглая ложь?