— Наши дни —
― Привет? ― Мой голос эхом прозвучал в большом промышленном помещении, пока я нерешительно шла в красных туфлях по обнаженному, забрызганному краской бетону. ― Есть здесь кто-нибудь?
Два часа дня.
Я пришла на собеседование вовремя, но казалось, что была единственной.
Склад номер двадцать пять зевнул в приветствии. Красочное граффити на внешней стороне из красного кирпича, массивная роликовая дверь с ржавыми цепями и искусно расписанная табличка с названием «Совершенная ложь».
Я определенно была в нужном месте.
Среда, два часа дня.
Подтверждение по электронной почте совпадало с календарем.
Так… где был художник по телу, который должен был проводить мое собеседование? Где были другие кандидаты? Я прошла через небольшой проход рядом с большой роликовой дверью, не могла же перепутать вход?
Пары краски плавали в воздухе вместе с парафиновыми парами. Скипидар, масло, акрил и папирус ― все это добавлено в рецепт.
Мои пальцы чесались проверить телефон в сороковой раз. Чтобы трижды, четырежды перепроверить адрес.
Стоп.
Договор был на сегодня.
С высоко поднятым подбородком и бешено колотящимся сердцем я решительно зашагала вперед на своих красных цокающих каблуках. Мое приемлемое для собеседования черное платье нежно скользило по моей коже, когда я поправила свою маленькую сумку с резюме на плече.
― Ау? Я здесь на двухчасовую встречу с…
Услышав мужской стон, сопровождаемый проклятием, я повернула голову к мрачным теням в углу. Послышалось шарканье, что-то металлическое звякнуло о бетон, еще одно ругательство в гневе. Мурашки пробежали по моим рукам.
― Эм, привет? Я… э, пришла на собеседование? ― Я осторожно шагнула на шум.
Еще одно проклятие, за которым последовал громкий удар.
― Я услышал тебя с первого раза. ― Из темноты появился человек.
Мужчина с лохматыми темными волосами, слегка заметной щетиной на лице и глазами такого темного зеленого цвета, что их почти не было видно, но на самом деле были хорошо отточенным оружием.
Мужчина, у которого по виску текла кровь, хромал и держался за плечо так, словно его нужно было вправить.
— Извините, я не знала, что… ― Я сглотнула, когда в памяти всплыло что-то о чем-то очень далеком.
Нет.
Этого не может быть…
Узнавание ударило в меня так же сильно, как и в него.
Я споткнулась под тяжестью осознания.
Просто невероятно.
― Гил? О, боже мой. Гил!
Он стал старше. Темнее. Более великолепным, чем когда-либо. Я боролась с каждым своим инстинктом, чтобы не кинуться к нему.
Я изо всех сил старалась не схватить его, не поцеловать, не встряхнуть, не дать пощечину.
Порыв ветра пронесся по складу, как будто проснулись ветра судьбы, почувствовавшие остатки того, что связывало нас вместе когда-то, и радостно захлопали в ладоши, говоря: «Да, это будет весело. Давайте-ка снова соединим этих двоих».
― Олин? Блядь… это ты. ― Его взгляд прошелся по мне так же жадно, как мой по нему.
Время словно остановилось. Перевернулось вспять. Это отбросило нас назад в прошлое, когда этот мальчик держал мое сердце, а я захватила его. И мы знали, что всегда будем вместе.
Вместе.
Но нас больше нет.
Я с трудом поплелась к нему, отчаянно желая быть ближе, несмотря на все еще такую сильную боль.
― Я не могу в это поверить. Что ты здесь делаешь?
― Что я здесь делаю? Что здесь делаешь ты? ― Он споткнулся, делая шаг в моем направлении. Лицо мужчины было покрыто морщинами, которых не было в его юности, а тело ― сплошные мускулы, таящие угрозу. Так же быстро, как направился ко мне, он остановился, словно его дернули за веревку. Его лицо вытянулось. Шок при виде меня превратился в равнодушие.
Я не понимала, как он мог так сильно измениться за несколько коротких секунд.
Мурашки побежали по коже, когда холод, словно плащ, окутал мои плечи.
― Я вернулась в Бирмингем два года назад. Я… — Я замолчала не в силах поделиться секретами, которые скрывались за этим заявлением.
Гил закрыл глаза, отгораживаясь от меня, как будто боролся с чем-то глубоко внутри себя. Он намеренно сделал шаг назад, задрав подбородок, а холодность превратилось в лед.
Тишина, которая преследовала нас в нашем недолгом романе, вернулась, густая и тяжелая.
Мою спину начало покалывать. Во рту пересохло.
Слишком большая дистанция существовала между нами, и она только увеличивалась от воспоминаний о том, как все закончилось, почему мы теперь чужие и как много горя осталось позади.