Я застыл, понимая, что это конфиденциальная информация. Каким-то образом мне было позволено узнать секрет, который, я сомневался, что знал кто-либо из ее друзей.
— Я… я не понимаю.
Ее глаза встретились с моими, печальные и смиренные.
— Сегодня утром он прислал мне сообщение, что они с мамой уезжают на выходные. Снова. — Олин потерла нос тыльной стороной ладони. — Он не сказал мне, куда. Не спросил, хочу ли я тоже поехать. Его сообщение не нуждалось в ответе, но… Мне нравится делать вид, что так оно и было. Я обманываю себя, что он спрашивал о моем дне, спрашивал, что я хочу на ужин… в основном о том, что он родитель, который заботится о том, чтобы его ребенок благополучно вернулся домой из школы, даже если его там не будет.
Лед пополз по моим венам.
— Ты хочешь сказать, что большую часть времени проводишь в одиночестве?
Она отвела взгляд. Затем тихо рассмеялась, на ее лице отразилось изумление.
— Я не знаю, что говорю. Зачем я тебе это сказала? Я никогда никому не рассказывала. — Ее взгляд встретился с моим, озадаченный и немного потерянный. — Хочешь узнать еще кое-что? Я не так молода, как другие ученики. Я имею в виду, по возрасту да, но морально… Я чувствую себя старой. Может, ты и старше меня на два года, но чаще всего я сама готовлю себе еду и укладываюсь спать. — Олин обхватила себя руками. — О боже, почему я не могу заткнуться рядом с тобой? Я даже не знаю тебя.
Я долго не отвечал, борясь с желанием притянуть ее к себе. Чтобы стереть ее одиночество.
Но это было бы чересчур, слишком быстро.
Олин не была непобедимой, как я думал. Она не была бесконечно храброй и самоотверженной. Ей было больно.
Совсем как мне.
А этого нельзя было допустить.
— Ты можешь рассказывать мне, что хочешь, — мягко сказал я. — Я не предам твоего доверия.
Она внимательно посмотрела на меня. Чутко. Тщательно. Ее волосы скользнули по плечам, когда она наклонила голову.
— Я верю тебе. — Румянец снова украсил ее скулы. — Это взаимно. Я имею в виду… ты тоже можешь мне что-то рассказывать. Мне можно доверять.
— Я знаю, что это так.
Мы уставились друг на друга.
Оба понимали, что что-то произошло.
Что-то особенное.
Что-то мощное, страшное и не совсем объяснимое.
Мы были другими.
Но похожими.
И она стала моей в этом мрачном, унылом коридоре только потому, что у нее хватило смелости поделиться со мной секретом.
Мне хотелось прикоснуться к ней. Я никогда не хотел ничего сильнее.
Но не сделал этого.
Потому что еще будет время.
И я ни черта не сделаю, чтобы поставить под угрозу эту единственную идеальную, блестящую вещь в моей жизни.
— Делясь секретом, мы становимся друзьями… Олин.
Ее имя.
Блядь, это ударило мне в сердце и запятнало губы.
Она втянула в себя воздух, когда я остановился болезненно близко к ней. Так близко, что мог различить зеленые и коричневые завитки ее карих глаз и почувствовать сладкий запах ее волос.
— Полагаю, теперь я твой должник, — мой голос стал хриплым.
Я сделал все возможное, чтобы отступить.
Чтобы оторвать от нее взгляд и заглушить голод в моем голосе, но ее тело смягчилось, приветствовало, и поток силы, более мощный, чем электричество, более опасный, чем молния, перетекал от ее сердца к моему.
Олин моргнула, ее щеки вспыхнули.
— Должен мне? Что ты мне должен?
Мои глаза закрылись.
— Секрет. Я должен тебе секрет.
И поцелуй.
И кого-то, кому небезразлично, дома ли ты ночью.
И кого-то, кто защитит тебя после того, как ты защитишь всех остальных.
— Ох. — Олин посмотрела на мою грудь, потом снова на глаза. — Ты не должен.
— Я хочу. Ты особенная.
— Я?
— Ты. — Мои пальцы горели от желания прикоснуться. Чтобы убрать пряди волос, свисающие у ее подбородка, и проследить за линией ее скулы. Притянуть к себе. Сказать ей, какая она необычная. Спросить, как ей так хорошо жилось в мире, погруженном во тьму.
Но я держал руки при себе, даже когда мой голос предал меня.
— Ты мне нравишься, Олин. Это мой секрет. И это довольно большое дело для меня, чтобы признать.
Я мог бы выдать и другие секреты, но не был готов. Еще нет. Другие мои секреты были такими, что отпугнули бы такую девушку, как Олин.
А я не хотел ее отпугивать.
Никогда.
Она застыла на месте, и в ее голосе послышался сдавленный звук, который заставил меня замолчать.
— Я тебе нравлюсь?
Я отступил назад, чтобы не сделать что-то безрассудное, например, не поцеловать ее.