Цигарка снова потухла, так и недокуренная, но Художник не обратил на это никакого внимания.
Оставаясь неподвижным, он одними глазами следил за человеческой фигуркой, уже минут пятнадцать маячившей в одной из подворотен, выходящих на площадь. Хотя с залитой солнцем площади человек, прячущийся в темной улочке, казался лишь наполовину скрытым домами силуэтом, Художник чувствовал, как тот в нерешительности топчется на месте, как чуть не до крови кусает губы, как бессознательно заламывает руки. Художник меденно достал изо рта самокрутку, бережно загнул обугленный кончик, чтобы не высыпался табак, и спрятал ее в карман пальто. Он не спешил показывать, что заметил человека в подворотне - рано или поздно тот и сам даст о себе знать. Так и случилось - через некоторое время пугливо озираясь маленькая фигурка покинула свое убежище и торопливо направилась к фургону.
Это оказалась худая до болезненности женщина лет пятидесяти, но выглядящая гораздо старше, с повязанным на голове черным платком, одетая так же во все черное. В дрожащих морщинистых руках она нервно теребила носовой платок. Подойдя к фургону, она хотела заговорить, но, встретившись со светлыми, будто выцветшими глазами Художника, осеклась и отвела взгляд. Все в городе знали, что у Художника дурной глаз.
Тот не стал дожидаться, пока она заговорит, кивнул и полез внутрь фургона. Все и без слов было ясно.
Достав из фургона складной мольберт, он легко спрыгнул на землю.
- Веди.
От звука его голоса женщина вздрогнула и отпрянула от фургона, словно надумав убежать, но, совладав с собой, отступила на шаг и поманила его за собой. Художник молча последовал за ней.
Они шли по кривым узким улочкам, вдоль которых тянулись зловонные канавы с отбросами.
Облупившиеся стены домов и покосившиеся ставни демонстрировали неприкрытую нищету. Это были настоящие трущобы и без того небогатого городишки. Женщина постоянно оглядывалась по сторонам, словно боясь быть замеченной в компании Художника. Они свернули в колодце подобный двор и, пробираясь между развевающимся словно паруса, развешенным для просушки бельем, Художник уловил запах болезни. Женщина стала подниматься по шаткой деревянной лестнице, ведущей на второй этаж.
- Сюда пожалуйста, господин Художник. - Сказала она, приглашая его войти в убогую хибару, и голос ее дрогнул на слове господин , словно она сомневалась, стоит ли так обращаться к гостю. Художник, не обратив на ее интонации никакого внимания, вошел внутрь.
Это была кухня, в противоположной от входа стене находилась еще одна дверь, в нее они и прошли. За ней оказалась тесная комнатка. Здесь запах болезни ощущался особенно сильно.
Единственное крохотное окно было завешено грязной тряпкой, но в царящем полумраке Художник сумел разглядеть кровать и лежащую на ней девушку. Это от нее исходил запах болезни.
Девушка была больна, больна серьезно, может быть, смертельно. Она разметалась на измятой постели, глаза были закрыты, губы беззвучно шевелились. Она бредила.
Художник остановился в задумчивости возле ее постели, что-то для себя решая. Женщина тихо стояла в углу, боясь пошевелиться.
Наконец, Художник, что-то пробормотав себе под нос, повернулся к женщине и, сунув руку в карман плаща, протянул ей увесистый мешочек.
В мешочке зазвенело, когда женщина взяла его дрожащей рукой. Не пересчитывая, она сунула его за пазуху.
Художник никогда не обманывал, это знали все. И платил только золотом.
Женщина поклонилась и, не оглядываясь на девушку, направилась к двери. Когда она открыла ее, Художник успел заметить двух близнецов лет пяти-шести, испуганно таращивших на него глазенки, затем женщина, схватив их в охапку, поспешно увела, захлопнув за собой дверь. Художник остался один на один с распростертой на кровати девушкой. Неторопливо установив мольберт напротив кровати, Художник принялся методично смешивать краски для своего будущего творения. Он с интересом разглядывал девушку, по-прежнему не замечавшую в комнате чужого.
На вид ей было лет шестнадцать, и до болезни она, должно быть, была весьма привлекательна, может, даже слыла красавицей, но болезнь уже успела сесть без остатка ее красоту. Сильно исхудавшее тело била крупная дрожь, руки лихорадочно сжимали насквозь промокшее от пота одеяло. Мелкие пряди волос налипли на разгоряченный лоб, налитые нездоровой краской щеки запали, отчего проступили острые скулы, придававшие ей сходство с птицей. Все эти детали Художник отметил для себя, ловко набрасывая куском угля очертания будущей картины.