Однажды случилось так, что странным образом Ардальон не пил десять дней. Пытал себя. Глумился над своим органическим туловищем. Но даже и тогда он бессознательно и кем-то заговоренный чертил странные символы на стене. Да только теперь к ним добавились изображения-контуры детей – так виделось Африканычу. Теперь на стене царил ужас – неразборчивые и неотождествленные Ардальоном писания и искаженные фигуры детей-призраков. Безуглый пытался распутать весь этот кошмар, дать какие-либо объяснения себе, но мысли упирались в тупики-зигзаги. Полотно из адских иероглифов и пришельцев-детей украшало стены дома Африканыча. Ультрачудесно! Мегакрасота! Супрематично!
Иногда эта мракогалерея нравилась ему. Он даже в порыве потусторонней любви ко всему неживому торжественно восклицал: ”Гениальное и гармоничное творение! Верх совершенства! Кладезь мудрости! Я восхищен этой картиной! И ее создал Я! Я – великий художник, прорицатель сего пагубного мира. Это полотно – бескрайняя истина всего сущего! Я – носитель истинного знания, я – его руки. Истина мною руководила, и поэтому на стене родился вселенский и вечный шедевр!” В те моменты Африканыч чувствовал себя властелином всего. Ему казалось, что вот-вот и он прочтет все тайные настенные каноны. Но расшифровать удалось только слова – ”Помоги” и “Мы одиноки”. “Кому помочь? Себе? Кто такие “мы”? В комнате есть еще кто-то? Может это детям помочь? Где они? Дети…дети…” – рассуждал Ардальон, смотря на кусок разбитого им ранее зеркала через пустую бутылку из-под коньяка.
Как ни старался Африканыч, но постичь остальные криптобуквы ему не удавалось. Он пытался ввести себя в транс, дабы проникнуть в шифрограммы. Для этого он пил какие-то смеси-снадобья из галлюциногенов, кои были в достатке в кладовой. Ардальон хотел с помощью алкоголя и разной чернодури перемахнуть в то Риманово пространство, в то поле Дирака, где нашел бы зацепку для познания остальных слов на стене. Но кроме, как наркопсихоза и бесконечных умозаключений о том, что все скоро сгинут в Ничто или в какое-то великое Все, у Безуглого ничего не выходило. “Какие-то твари не дают мне знания! Они меня не пускают!” – ругался Африканыч, упираясь взглядом в контуры детей.
Ардальон в пылу неудач решил поговорить со стеной. “Вдруг меня услышат эти дети, деточки, детишки…поганые твари. Может заговорят. Или как-то по-другому дадут о себе знать. Может они что-то ведают о надписях на стене…” – бредил Африканыч. Но стена молчала. Диалога не получилось. Остервенев от бесполезных попыток общения, Безуглый стал царапать стену ногтями в надежде найти скорый доступ к неизведанному знанию. Измучив пальцы-скребки и всего себя, сполз к полу и стал выть. “Ничего не получается…ничего…кто они?…где они?…кому помочь?” – стонал монах-отшельник.
Однажды сын Африкана, с неповторимым и изысканным именем Ардальон, зашел в аптеку, чтобы купить себе различных медикаментов, дабы они увлекли его в какую-нибудь райскую республику-край или в чудокалейдоскоп с различными инопланетными зверушками. Как обычно, он подошел к прилавку и стал дрожащим и заикающимся голосом о чем-то просить провизора-спасителя. И вдруг ощутил сильное притяжение. Притяжение к стене. Здесь. Внутри аптеки. Ардальон бессознательно зашуршал своими ножками к стеночке. Остановился, пройдя пять шагов, и начал, как заговоренный, рисовать на стене аптеки непонятные никому символы и вездесущих детей. Рисунок напоминал те каракули, которыми он расчертил свою жалкую лачугу, и которые воспринимал не иначе, как шедевр – опять деточки…мерзкие и противные в окружении незнакомых букв.
Аптекарша выбежала к великому художнику всех времен и народов и стала кричать на него за порчу стены, угрожая какой-то там расправой, на какой-то там общественной Голгофе. Но видя в глазах живописца ужас небытия, того, который сформировался в квартире Ардальона, сына ушедшего в прекрасное никуда Африкана, впала в транс-нирвану и восвояси удалилась к себе за прилавок, как побитая собака, искалеченная увиденным. А…дети и символы остались! Они комфортно смотрели на входящих в аптеку. Или сквозь них…туда, куда им надо было смотреть. В предписанную им сторону.
Тоже случилось со стеной булочной, куда Безуглый-бродяга случайно попал по пути домой. Он нарисовал уже две копии своего шедевра – в аптеке и в булочной. Дети и мракосимволы преследовали инока Ардальона. ”Что они от меня хотят? Чего прицепились ко мне?” – задавал себе вопросы художник-авангардист.
Африкан каким-то образом ведал, что такие испытания будут мучить его сынка с таким расчудесным именем Ардальон, и он ему помог…Видимо, что-то знал. А может возлагал какие-то надежды?! Состоялся серьезный разговор. Отца с сыном. Говорил о-великий Африкан. Тот, который добропорядочно размещался где-то в счастливом небытии. Сеанс связи состоялся в комнате Ардальона в тот момент, когда тот впустил в себя алкоголя знатно и без всякой меры. Для воображения, куражу и отображения всего неувиденного наяву. Африкан стал кратко транслировать-индуцировать следующие слова: