— Уже не знаю, какой ещё вариант действий спрогнозировать. — Маэми оставила бабочку в покое и поправила выбившиеся из прически пряди. — Я аналитик, а не оракул!
— И что будем подправлять? — тоскливо поинтересовалась Ами, всё же начав перебирать исписанные листки.
Вопрос не был риторическим. Хоть с Сенджу и воевали поколениями, у каждого шиноби имелись свои излюбленные приёмы, часто им самим и разработанные. А ещё были и другие кланы.
Собранная старейшиной группа обменялась тяжелыми взглядами.
— Нам нужна достоверная информация, — припечатал Юудэй. — От самих противников! Хватит копаться в старых отчетах.
— Юудэй-доно? — вопрос вырвался хором.
— Куро-сан, на тебе допросчики, узнай, есть ли у вас не слишком искалеченные пленники.
Парень молча поклонился.
— Ами-сан, позови завт… а, уже сегодня, на начало часа Лошади всех, кто недавно вернулся с боевых миссий. Пусть показывают всё в гендзюцу. Маэми-сан, готовь план полевых операций. Цель — провоцировать стычки и наблюдать за боями. Разработай гендзюцу, противники должны быть уверены, что сражаются с разными по возрасту и силе Учиха. А я, — старик вздохнул, — пойду убеждать главу в необходимости всего этого. А сейчас спать!
***
Уф, чуть не опоздал! Крыша родного корпуса ударила в пятки. Как я на ней оказался, было непонятно. Не по березкам же допрыгал! Зато пожарная лестница буквально в двух шагах. Порадовавшись, что сегодня захватил рюкзак вместо обычного пакета, быстро спустился по ступенькам, добежал до двери и, ткнув охраннику под нос пропуск, помчался по коридорам.
Аудитория встретила запахом масляной краски, тихим гулом голосов. Сцапав свободный мольберт, придвинул его ближе к уже разложившему всё необходимое другу. И только после этого заметил, что рисовать-то нечего. Ваза с цветами и увенчанная чернильницей и пером стопка книг куда-то пропали. Вместо них на нас весело скалился “Бедный Йорик”. Череп вытащили из загашников и водрузили на белую драпировку.
— Палыч, — называя преподавателя так, как он требовал, Мила всегда смущалась, — а разве мы не будем заканчивать прошлый натюрморт?
— Конечно будем! — пожилой мужчина экспрессивно взмахнул кистью, отчего с неё полетели алые капельки. — Но чуть позже, сегодня у нас гризайль*!
— Оттенками красного? — растерянно уточнил Колька, перебирая тубы с масляной краской. — Или просто любой цвет, отличный от сепии и серого? — Один из тюбиков выскользнул из его руки, но оказался пойман до того, как успел долететь до пола.
Подобный выбор цвета действительно был нетипичным.
— Что вы, какое масло, — Палыч лучезарно улыбнулся, — лучшая краска это кровь врага! — Подобное высказывание от столь мирного человека вызвало ступор. — О, Саша пришел, — моё появление не было проигнорировано. — Что же ты, Сашенька, такого натурщика упустил, — в голосе преподавателя звучало искреннее сожаление. — Ничего, что связывать пришлось бы, порисовал шибари, и вообще…
Чем закончился монолог, я так и не узнал. Рывком сел на постели, с облегчением поняв, что это только сон.
Уже не смешно. Ожесточенно потёр ладонями лицо. Ночной отдых превращался в царство полного сюрреализма и эклектики. Сдача зачетов во дворце даймё и кунай, использованный вместо мастихина, это ещё цветочки. Как и похищение монструозного размера картины прямо с выставки.
Теперь вот приснившийся преподаватель укорял, что я не превратил главу Сенджу в натурный материал. Хотя тут я сожаления Палыча разделял. Поймав себя на этой мысли, сжал виски. Ещё не хватало воспринимать плоды собственного подсознания как полноценные личности! Подобное точно дуркой пахнет!
Две памяти перемешивались пока лишь во снах, но пугало, что это может начаться и в реальности. Мысль о том, что произойдёт, если моя крыша решит окончательно съехать, заставила похолодеть. Страшно было даже не за себя. В конце концов, не зря же Палыч часто заявлял, что он псих и все мы сумасшедшие. Потому как какой нормальный человек, игнорируя погодные условия, поедет за тридевять земель, чтобы нарисовать приглянувшийся пейзажик?
Другое дело, что от меня теперь зависело слишком много людей. От собственных биологических детей и сестры до сильных мужиков, способных парой техник превратить пустыню в стеклянное поле, и их близких. А вдруг не смогу адекватно воспринимать реальность, и ценой этому станут чужие жизни?
Выудив из памяти подходящие ментальные техники, попытался всё же оказаться в собственном подсознании. Но, как и с медитацией, фокус не удался, нужный настрой просто не получалось поймать. Вышло увидеть лишь серую хмарь, из-за которой уже на расстоянии вытянутой руки всё сливалось, лишь пару раз за ней мелькнули очертания каких-то построек…
*Гризайль — вид живописи, выполняемый тоновыми градациями одного цвета, чаще всего сепии или серого.
***
Мадара в очередной раз выполнил связку ударов, чувствуя, как мышцы уже начинают подрагивать от усталости.
“Хорошо, что отца ранило”, — эта кощунственная мысль заставляла злиться на себя и тренироваться до сбитой кожи, до состояния, когда меч просто выскальзывал из пальцев.
Вновь вспоминался тот страх и ощущение беспомощности. Их даже не подпускали близко: мало ли что может привидеться шиноби в сумеречном состоянии. И оружие убрали подальше от постели, что пугало ещё больше. Чтобы отец — и мог напороться на собственные клинки?
Мрачнеющая с каждым часом больше и больше тётя пыталась делать вид, что ситуация под контролем. Даже у Изуны лучше получалось убедить младших братьев, что причин для беспокойства нет!
Хмурая старейшина Цукико почти не говорила, только влетала как порыв ветра, использовала какие-то техники, растирала неизвестные травы и кристаллы в невесомую пыль для мазей и настоев. В то, что всё обошлось, удалось поверить лишь после того, как улыбающаяся тётя разрешила ненадолго заглянуть в комнату и при них же вернула танто туда, куда обычно его клал отец.
Всё-таки остановившись, Мадара оперся об установленный на полигоне столб, пытаясь отдышаться. Сбитые костяшки пальцев саднило, а судя по ощущениям, отрабатывая удары, сбил ещё и кожу на голенях.
— Мадара, я и так могу вас всех вместе увидеть разве что утром, а ты ещё и сбегаешь специально!
Негромкий голос отца застал врасплох.
Мальчишка мысленно обругал себя за беспечность, повернулся к отцу и вздрогнул от неожиданности: он стоял в паре шагов левее, сложив руки на груди, длинный пушистый хвост, словно вынырнувший из-под полы одежды, дергался из стороны в сторону. Кошачьи уши появились, будто до этого были прижаты к голове и прикрыты волосами.
Несмотря на ситуацию, Мадара не смог сдержать смешок: он же не ребенок, чтобы на такое купиться. Вид у отца был не столько грозным, сколько забавным.
Но попытка развеять гендзюцу ни к чему не привела. Значит, хенге.
— Попробуй, коснись, — с абсолютной серьёзностью посоветовал отец и даже наклонился, чтобы было удобнее.
Мадара протянул руку и оторопел, ощутив под пальцами мех.
Мальчик вздрогнул и почувствовал, как то, что он поймал, довольно легко отделяется от головы. Не хенге. К реальности вернул тихий смех отца. Он протянул руку, положил свою ладонь поверх его и помог стащить с себя… нечто. Мадара с недоумением рассматривал добычу. Ею оказался ободок, к которому и крепилась пара темных ушек.
— Это… — слов не находилось. Воображение просто отказывало. Отец втихаря изготовил подобную вещь, чтобы его разыграть?!
— Ох, сынок… — мужчина уже откровенно расхохотался.
Мадара помял пушистое ушко, вздохнул, а затем решительно нацепил ободок себе на голову. Попытка скопировать выражение лица, с каким нашкодивший Юдсуки обычно просил прощение, привела к тому, что отец закашлялся.
— Предупреждать надо, когда начинаешь отрабатывать запрещенные техники, — наконец он отдышался.
— Почему запрещенные? — о подобных Мадара слышал, но даже примерное описание на глаза не попадалось.
— Потому, что опасны и для использовавшего! Вот тебя после этого хотелось заочно простить за всё и как следует потискать.