– Зато мы, мужчины, ничуть не испугаемся и посмотрим этот фильм с удовольствием, верно, Итиро? Завтра и сходим. Хорошо? И, если хочешь, возьмем с собой женщин и посмотрим, как им будет страшно.
Итиро захохотал еще громче.
– Да тетя Норико сразу до смерти испугается!
– Это вполне возможно, – кивнул я и тоже засмеялся. – Значит, решено: завтра все идем в кино. А теперь, Итиро, давай-ка заканчивай свою картину.
– Тетя Норико очень испугается! Она захочет уйти!
– Возможно. А теперь довольно, Итиро, продолжай работать. У тебя очень хорошо получалось.
Итиро снова перекатился на живот и стал рисовать, но былой сосредоточенности у него уже не осталось. Он продолжал изображать фигурки бегущих в страхе людей, пока они, совершенно утратив форму, не превратились в непонятные закорючки. А вскоре, совсем позабыв о старании и аккуратности, он просто принялся чиркать карандашом по нижней части листа как придется.
– Итиро, что ты делаешь? Мы ни в какое кино не пойдем, если ты намерен и дальше так безобразничать. Немедленно прекрати!
Мой внук тут же вскочил на ноги и завопил:
– Хай ю, Сильвер!
– Итиро, сядь. Ты еще не закончил рисунок.
– Где тетя Норико?
– Она разговаривает с твоей мамой. А ты еще не закончил рисунок. Итиро!
Но мой внук уже скакал прочь из комнаты и во все горло вопил:
– Я – одинокий рейнджер! Хай ю, Сильвер!
Не помню точно, что после этого сделал я сам. Скорее всего, я еще несколько минут посидел в «музыкальной» комнате, глядя на рисунок Итиро и ни о чем конкретном не думая. Со мной в последнее время такое довольно часто бывает. Вскоре, впрочем, я встал и пошел посмотреть, куда разбрелись члены моей семьи.
Сэцуко я нашел на веранде; она сидела в одиночестве и смотрела в сад. Солнце светило еще довольно ярко, но уже сильно похолодало, и Сэцуко, заметив меня, передвинула один из футонов на солнечное пятно, приглашая меня присесть.
– А мы свежий чай заварили, – сказала она. – Хочешь чая, папа?
– С удовольствием, – сказал я, и она налила мне чая, а я тем временем тоже оглядел наш сад.
Несмотря на ущерб, нанесенный войной, он отлично восстановился, и в нем по-прежнему можно узнать тот сад, который около сорока лет назад посадил сам Акира Сугимура. В дальнем его конце, ближе к ограде, я заметил Норико и Итиро, рассматривавших что-то в зарослях бамбука. Этот бамбук, как и почти все прочие растения, Сугимура в свое время уже взрослыми перенес в свой сад из разных других мест. Говорят, что он часто ходил по городу, заглядывая за садовые ограды, и предлагал внушительные суммы тем, у кого замечал куст или дерево, которые хотел бы пересадить к себе. Если это правда, то растения он подбирал с редкостным умением и вкусом, достигнув в итоге поистине восхитительной гармонии, которую по мере сил стараюсь поддерживать и я. Все растения в саду кажутся выросшими здесь самым естественным образом; ощущается лишь самый легкий намек на его искусственное происхождение.
– Норико всегда так хорошо ладит с детьми, – заметила Сэцуко, поглядывая на сестру и сына. – Итиро в нее прямо-таки влюбился.
– Итиро – отличный парень, – сказал я. – Совсем не такой робкий, как многие дети в его возрасте.
– Надеюсь, он не причиняет тебе особого беспокойства? Он иногда бывает таким упрямым! Прошу тебя, брани его, не колеблясь, если он станет тебя раздражать.
– Он ничуть меня не раздражает. Мы отлично ладим. Например, мы с ним только что занимались рисованием.
– Правда? Я уверена, что ему очень понравилось.
– А еще он разыграл для меня пьесу собственного сочинения, – прибавил я. – У него на редкость выразительная мимика.
– О да! Он часто и подолгу так играет.
– А он что же, свой собственный язык придумал? Я все прислушивался, да так ни слова и не понял.
Дочь засмеялась, смущенно прикрыв рот рукой.
– Он, наверное, в ковбоев играл. Когда он играет в ковбоев, то всегда пытается говорить «по-английски».
– По-английски? Невероятно! Так вот, значит, что это за язык!
– Мы однажды водили его в кино на американский фильм про ковбоев. И с тех пор он этих ковбоев просто обожает. Пришлось даже купить ему ковбойскую шляпу с широкими полями. Он убежден, что те смешные звуки, которые он издает, это и есть настоящий ковбойский клич. Странновато звучит, наверно.
– Вот оно в чем дело! – со смехом воскликнул я. – Мой внук, оказывается, – ковбой!
Листва в саду чуть покачивалась от слабого ветерка. Норико, сидя на корточках возле старого каменного садового фонаря, показывала Итиро на что-то пальцем.
– И все-таки, – вздохнул я, – еще несколько лет назад Итиро ни за что бы не повели смотреть ковбойский фильм!
Сэцуко, не оборачиваясь и по-прежнему глядя в сад, сказала:
– Суйти считает, что пусть он лучше увлекается ковбоями, чем идеализирует таких людей, как Миямото Мусаси [3]. Пусть лучше американским героям подражает.
– Вот как? Значит, Суйти считает, что это лучше?
На Итиро, похоже, ни каменный фонарь, ни то, на что указывала ему Норико, не произвели должного впечатления; с веранды было видно, что он яростно тянет тетку за руку. Сэцуко смущенно рассмеялась.
– Вот наглец! Вечно всех куда-то тащит… Что за манера!
– Между прочим, – сказал я, – мы с Итиро решили завтра сходить в кино.
– В самом деле? – В голосе Сэцуко явственно звучала неуверенность.
– В самом деле, – подтвердил я. – Его, похоже, страшно заинтересовал этот доисторический ящер. Не беспокойся, я прочитал анонс в газете. Фильм вполне подходит для мальчика его возраста.
– Да, конечно.
– Вообще-то, я подумал, что хорошо бы нам всем вместе в кино сходить. Устроить, так сказать, семейный поход.
Сэцуко нервно кашлянула и тихо сказала:
– Это было бы замечательно, но, по-моему, у Норико на завтра другие планы.
– Да? И какие же?
– Кажется, она хотела, чтобы мы все пошли в парк оленей смотреть. Но это, наверное, можно сделать и в другой раз.
– Я понятия не имел, что у Норико вообще имеются какие-то планы на завтра. Она определенно ни о чем таком меня не спрашивала. Кроме того, я уже пообещал Итиро, что завтра мы пойдем в кино, и он наверняка на это настроился.
– Ну конечно! – сказала Сэцуко. – Я уверена, он просто счастлив будет пойти в кино.
По садовой дорожке к нам двигалась Норико, ее вел Итиро, тянувший тетку за руку. Я, конечно, мог бы сразу спросить у Норико насчет завтрашнего дня, однако они с Итиро на веранде не остались, а прошли в дом вымыть руки. Так что вопрос этот я сумел задать лишь вечером, после ужина.
В течение дня наша столовая – место довольно мрачное, поскольку солнце редко туда заглядывает, но с наступлением темноты, когда зажжена лампа с абажуром, низко висящая над столом, в столовой становится очень уютно. Поужинав, мы еще какое-то время молча сидели вокруг стола, читая газеты и журналы, а потом я спросил у Итиро:
– Ну что, ты сказал тете насчет завтрашнего дня?
Мой внук с трудом оторвался от книжки и непонимающе посмотрел на меня.
– Так мы возьмем с собой женщин или нет? – продолжал я. – Помнишь, о чем мы с тобой говорили? Что им это, возможно, покажется слишком страшным.
На этот раз Итиро все понял и просиял.
– Да, боюсь, тете Норико будет страшновато, – сказал он. – Ты хочешь с нами пойти, тетя Норико?
– Куда пойти, Итиро-сан? – спросила Норико.
– На тот фильм о чудовище.
– Я подумал, что нам хорошо бы завтра сходить в кино всем вместе, – пояснил я. – Устроить, так сказать, семейный поход.
– Завтра? – Норико посмотрела на меня, потом на Итиро. – Дело в том, папа, что мы никак не можем завтра пойти в кино, верно, Итиро? Мы ведь идем в олений парк, ты помнишь?
– Олений парк может подождать, – сказал я. – Мальчику не терпится посмотреть этот фильм.
– Чепуха, – заявила Норико. – Мы уже обо всем договорились. На обратном пути мы собирались зайти к госпоже Ватанабэ. Она так хотела Итиро повидать, и мы давно с ней условились. Да и в парк мы давно уже договорились пойти, верно, Итиро?
– Со стороны папы было так мило пригласить нас в кино, – вмешалась Сэцуко. – Но, насколько я понимаю, госпожа Ватанабэ ждет нас. Может, все-таки отложить поход в кино на послезавтра?
3
Миямото Мусаси (1584? – 1645) – самурай, основатель одной из школ фехтования, знаменитый мастер боя двумя мечами; при жизни не потерпел ни одного поражения, хотя скитался по стране, выискивая себе соперников; в последние годы жизни, став почти отшельником, жил в городе Кумамото, там же и умер. Написанная им «Книга пяти колец», руководство по фехтованию двумя мечами, переведена на многие языки, в том числе и на русский.