На улице было шумно и людно. С ног сбивали прохожие, все орали, ни с кем не здоровались и налетали на свеженькие лотки с едой. Овощами торговали, я бы не сказала, что здешние. В общем, все как в Москве.
Персонаж ходил быстро, ничуть меня не жалея. Ну и пошел он к черту. Торопится куда-то, а сам мне не говорит куда. Думала, вот встречу персонажа, спрошу у него, как дела – что б вот с этим я разговаривала?
Я для ознакомления пыталась вглядываться в лица других.
Я привыкла, что представляю людей примерно на одну комплекцию. Стандартные черты лица, универсальные для моего воображения, в которых я только меняла цвет волос, глаз и форму ушей. Иногда добавляла веснушек. Но плохо было, когда по прошествии времени ни одна запись не давала мне вспомнить в задуманных, прежних чертах, каков персонаж на самом деле – все одно лицо.
Так вот такого здесь не было. Если бы это был сон, я бы была в экстазе. Всегда любила наблюдать за чертами людей, когда они на тебя не обращают внимания. А здесь вроде мой мир, и можно. Они, правда, все равно недобро смотрели. У всех лица были разные, будто прям торжествовала селекция, а не мое больное однобокое воображение. Тут были девушки с темной кожей и светлыми волосами, как нитки… Мужчины, напоминающие гастарбайтеров, только в более родной стихии, дети слонялись как оголтелые и воровали все, что плохо лежит. Они попытались стащить у меня кошелек, но у меня-то не было, поэтому только больно ущипнули за попу…
На площади, небольшой, просто дома сгорели, убрали – и вот вам, площадь – были лотки со сладостями, с петушками, с какими-то погремушками, и возле одной из низ завис Олег. Затем он подвел меня, игнорируя шиканья на предмет скорости.
- Мне все еще больно!
- Пройдет, - отмахнулся он и ткнул в леденцы. – Вот эти, видишь? Нужны такие же, только вкуснее.
Я посмотрела на него как на идиота.
- И где я тебе их возьму?
- Придумай, - понизил он голос и уцепил меня за руку. Я боязливо глянула назад. Нас кто-нибудь услышал?
- Я не знаю технологии.
- На что ты творец? Фантазируй. Наверняка, есть в твоем мире вещи, которые у нас не продаются.
- Но я не знаю, какие у вас не продаются. Тебе надо было меня предупредить.
- И мы перебирали бы товарные каталоги? Вот тебе задание, сейчас: нужны вкусности. Думай. Это надо сделать срочно.
- Я не могу так… - промямлила я.
В голове свербила недовольная мысль: какого он вообще мне указывает? Я не прислуга… С другой стороны, он-то указывает по-доброму. А что, если другие услышат?
Мне вдруг разонравилась роль золотой рыбки. Наверняка, она Пушкину не в одном сне козни устраивала.
Я сосредоточилась на ассортименте, поджала губы, и обернулась:
- Шоколад.
- Просто.
У них и это знают. Хм…
- Карамель?
- Есть.
Я снова поджала губы.
Меня осенило.
- Чипсы?
- Что?
- Значит, чипсы.
Уж для этой гадости подойдут любые ингредиенты и нулевая подготовка.
Животы противной хренью наполняли все, даже оголтелые ребятки. Они попытались стащить пачку, где был нарисован зеленый олень – с солеными огурцами. Другим упаковкам свезло меньше – почему-то вместо фирменного знака «Лэйс» кругляшком послужило лицо президента.
Когда мы срубили деньжат, Олег отошел на стоянку и выменял там какую-то потрепанную модель. Без черной лакировки эта была просто дощечка на двух колесиках. Я многозначительно уставилась на него.
- Терпения, - сказал он, немного повысив тон.
Мы отошли (проколевала – я) к концу этой улицы. И затем он нажал на кнопку.
Их ты, какой трансформер!
Машина теперь была почти машина – низенькая, черненькая, почти как спортивная, только широкая, как телега. И там было два места: спереди и пошире сзади. Я поискала руль.
- А как управлять?
- Тебе это не потребуется. Садись.
Я снова решила пропустить мимо ушей его грубость.
В кабине было кожано, пахло лошадью и ладаном. Лошадь, наверное, как метафора. И ладан тоже, от быстрой езды…
Олег потянул рычажки, и мы медленно начали движение.
А потом взмыли вверх как ракеты. Я с ужасом вцепилась в подлокотники.
- Хе-хе, никогда не летала? – насмехнулся надо мной перс, а я с любопытством, пересилившим страх, глянула через бок.
Как же красиво!
Серым пятном остался сзади город. Вокруг него, оказывается, были непроходимые рощи, где-то вдалеке я различила изгиб речки и еще один сизый поток, сливающийся с горизонтом. Солнце слепило мне глаза, но это было до того родимо, – как выходы на речку в детстве, когда камни, букашки и бабочки были огромной, кипящей интересной жизнью – что я наплевала, что слепну, и приподнялась во весь рост.