Тулинов дал Ване первые уроки живописи, научил работать красками -- ведь у того кроме туши и карандашей ничего не было. Может, Ваня так и остался бы навсегда в Острогожске, да приехали в город драгуны, а сними -- фотограф Данилевский.
В те времена фотография была прибыльным делом: каждому хотелось сфотографироваться на память! Да только снимки нечеткими получались, и приходилось их подправлять -- ретушировать. Стал Данилевский искать хорошего ретушера и встретил Тулинова.
-- Не посоветуете ли мне способного ретушера? Дело выгодное, да и по России поездил бы...
Так и познакомился Ваня с Данилевским. Научился тени на фотографии накладывать, да так лихо, что отбою от заказчиков не было! Понравился он Данилевскому, и тот взял его с собой. Простился Ваня с родными -- думал, скоро вернется, а получилось, что уехал навсегда...
Пол-России объездил Крамской с Данилевским -- был и в Москве, и в Туле, и в Новгороде, а прижился в Петербурге. Там Ваня стал мастером-ретушером. День за днем подправлял он фотографии, накладывал тени и постепенно стал отличным физиономистом: посмотрит на человека -- и точно насквозь его видит!
А по вечерам вспоминал своего всадника и уносился с ним далеко-далеко... И виделись ему незнакомые страны и лица, и были эти лица живые одухотворенные, не такие, как на фотографиях. И так сильно захотелось Ване стать настоящим художником, что мечта его сбылась.
В Академии учили по старинке: студенты должны были писать картины на сюжеты древнегреческой мифологии: Зевс и Гера, Гектор и Андромаха...
-- Ах, да когда же мы начнем изображать настоящую жизнь? С ее горем и нуждами, с ее сегодняшними героями? -- возмущался Ваня. И вот 9 ноября 1863 года в Академии произошел настоящий бунт: 14 человек отказались рисовать богов и богинь, вышли из Академии и организовали Артель художников. Это был не такое уж простое решение -- ведь "бунтовщики" лишались очень многого. Например, права поехать за границу на казенный счет и возможности работать в академических мастерских.
В то время молодежь зачитывалась книжкой Чернышевского "Что делать?" Он писал в ней о том, как подготовить и приблизить революцию, а людям, которые сходно мыслят, советовал жить и работать вместе. Молодые художники так и поступили: они сняли квартиру, устроили при ней мастерские и жили одной семьей -- вели общее хозяйство, принимали заказы, а главное писали то, что их волновало6 портреты мужиков, крестьян, сцены из народной жизни, пейзажи... Каждый эскиз, каждая новая работа горячо обсуждались, особенно прислушивались к Ваниному мнению. Его называли "учителем".
Но постепенно отношения между художниками стали ухудшаться, Артель распалась, а Крамской организовал новое братство художников -- Товарищество передвижных выставок.
К тому времени Ваня стал уже Иваном Николаевичем, замечательным портретистом. Да, портреты писать он любил, но в душе мечтал о большой картине... И вот на первой передвижной выставке в Петербурге зрители увидели его "Русалок". Он написал эту картину по мотивам повести Гоголя "Майская ночь".
...Однажды зашел к нему художник Федор Васильев.
-- Ты как раз вовремя, -- обрадовался Крамской.
Он усадил Васильева в кресло, а сам встал у окна и раскрыл книгу.
-- "Майская ночь или утопленница...". Увидев испуг на лице жены, успокоил ее: -- Сонечка, душа моя, не бойся, ничего страшного -- чистая поэзия, волшебство... -- И начал читать: "Ночь казалась перед ним еще блистательнее. Какое-то странное упоительное сияние примешалось к блеску месяца... Левко посмотрел на берег: в тонком серебряном тумане мелькали легкие, будто тени, девушки, в белых, как луг, убранный ландышами, рубашках..." Ах, до чего хочется это написать! -- не удержался Крамской.
-- Так за чем дело встало, Иван? -- Васильев вскочил с кресла. -- Я тебе и натуру обеспечу. Поехали хоть сейчас -- и пруд, и дом старинный, два часа езды. Говорят, там и привидения встречаются...
И вот Крамской на берегу пруда. Луна меж ветвей старого дуба, плеск воды, белеющие в тумане кувшинки... И вдруг -- услышал или показалось: женский голос запел печальную, какую-то очень знакомую песню. Крамской шагнул вперед, чтобы увидеть певунью, послышался хруст веток, пение смолкло... А вскоре и луна скрылась за тучей.
Долго не удавалось Крамскому передать на картине глубокое волнение, которое он пережил той ночью, пока не догадался: луны не должно быть видно, а свет ее пусть все освещает. И сразу стали сказочными и трава, и деревья, а девушки в белых рубашках превратились в настоящих русалок, точно сотканных из лунного света.
А Крамской уже начал готовиться ко второй передвижной выставке. Долго не мог он найти он тему для картины -- отрывали заботы о семье, постоянные заказы на портреты. Однажды сидел он со своим сынишкой и рассказывал, как в детстве лепил фигурки всадников. "Да ведь я и сам точно всадник -- все спешу куда-то, а куда, зачем?" -- подумалось ему.
Он вышел из дома и побрел наугад. Деревья в тумане казались ему многорукими великанами -- они шумели, раскачиваясь, словно что-то рассказывали друг другу. Потом почудился ему человек, сидящий на большой каменной глыбе. Всматриваясь, он угадал в нем Христа. "Похоже, я нашел тему для картины!" -- обрадовался Крамской.