Джамал обреченно вздохнул, но поняв, что больше ничего не добьется, побрел к бару.
— Кое-что прояснилось, — сказала Мария и сунула телефон в сумку. Перед ней лежала открытая записная книжка, исписанная торопливыми каракулями.
Она переговорила с несколькими корреспондентами своей газеты, пытаясь свести воедино факты в связи с исчезновением Колина Хантли.
Он уехал неделю назад, во вторник, а женщине, которая убирает у него в доме, сказал, что домой вернется поздно, может быть, даже переночует в другом месте. После смерти жены он жил один. Его единственная дочь живет в Ньюкасле, а он — в поселке Уонсбек-Мур.
Коллеги по работе говорили, что задолго до исчезновения он был рассеян и сильно нервничал. Один даже сказал: «Будто готовился к чему-то очень важному».
На вторник Хантли отпросился с работы, поэтому в тот день никто его не хватился. Но когда он не пришел к дочери, с которой договаривался в среду поужинать, она позвонила в полицию.
— Видеокамеры на вокзале здесь, в Ньюкасле, зафиксировали, что он садится в лондонский поезд, — сказала Мария Джамалу. — Такая же видеокамера на вокзале Кингс-Кросс зафиксировала, что он с этого поезда сходит. Так что по месту и датам твой рассказ, похоже, подтверждается.
— Значит, я получу свои деньги?
— Давай-ка начистоту.
Дочери Колин Хантли не звонил. Полиция допросила его друзей и коллег по работе и исключила их из списков подозреваемых. «Официально расследование продолжается, — сказал Марии один из тех, кому она звонила, — но если в ближайшее время не всплывут какие-то новые факты, его, скорее всего, закроют».
— Ты должен обо всем рассказать полиции. Ты свидетель.
Джамал побелел, его начало трясти:
— Какая полиция! Джо мне обещал! Я рассказал все тебе, поэтому с ними мне не о чем говорить. Я просто хочу получить свои деньги.
Мария вздохнула. Нет, она не может позволить, чтобы он взял и исчез. Он сейчас единственный источник важнейшей информации. Нужно еще до конца проверить факты, защитить материал от конкурентов. Нет, она не может его отпустить. Надо что-то придумать, как-то его уговорить.
Она посмотрела на часы: Шарки скоро подъедет. Он сумеет придать всему этому делу юридическое обоснование, у нее появится дополнительное время. А пока ни в коем случае нельзя отпускать Джамала, он должен везде с ней ходить.
Она подняла на него глаза и улыбнулась, запихивая в сумку блокнот и ручку. Он не улыбнулся в ответ, в глазах застыли тревога и страх.
— Знаешь, деньги привезет человек по фамилии Шарки, но он приедет только поздно вечером. До его приезда мне необходимо решить кое-какие вопросы. Пойдешь со мной?
— Чё делать-то? — спросил он подозрительно.
— У Колина Хантли есть дочь. Она живет недалеко отсюда. Мне нужно с ней побеседовать. Почему бы не пойти к ней вместе? Я скажу, что ты стажер или мой помощник. В общем, что-нибудь придумаю.
Джамал хмыкнул, но Мария заметила, как он гордо развернул плечи.
— Лады.
— Что тут может быть плохого, правда? — Мария продолжала улыбаться.
Они вышли из кафе в сторону остановки такси. Навстречу валила толпа, мечтавшая увидеть на экране очередную голливудскую байку.
17
Донован в упор смотрел на Отца Джека, стараясь не обращать внимания на отморозков с битами на изготовку.
Не получилось.
Он с усилием заставил свой голос звучать спокойно и ровно:
— Какую же ты нам предлагаешь сделку?
Отец Джек посмотрел на диск.
— Вот это, — он сейчас явно получал удовольствие, хотя было очевидно, что боль становится почти нестерпимой, — я вам отдам за пятьдесят тысяч фунтов. Не будем мелочиться. И за мальчишку-полукровку.
Последние слова он выплюнул с гневом и яростью.
— Интересное предложение, Джек. Только вот цену ты заломил слишком высокую. Между прочим, когда я видел Джамала в последний раз, он был с тобой. Кстати, как там твоя рана? — Несмотря на серьезность положения, Донован улыбнулся. — Пришлось, наверное, подгузник нацепить? Надо же, я и не знал, что выпускают такие размеры.
Джек снова покрылся испариной. Дыхание затруднилось, взгляд потемнел еще больше.
— Можешь сколько угодно насмехаться, но ты скоро, очень скоро поплатишься. Меня утешает, что твои раны будут куда глубже и страшнее моих.
— Утешайся и получай удовольствие, где только сможешь, — сказала Пета зло и бесстрашно, — потому что твоему мерзкому бизнесу пришел конец.
Отец Джек выдавил очередную вымученную улыбку:
— Ой-ой, какие мы страшные!.. Ваша аппаратура вдребезги разбита…
— Полагаешь, мы не подстраховались? — перебил его Амар.
— И не предусмотрели подобное развитие событий? — закончила Пета, уперев руки в бедра.
Донован поразился ее хладнокровию. Сам он был серьезно напуган.
Джек махнул рукой:
— Вы не представляете, какие у меня друзья и связи…
— Информация о тебе передана в одну центральную газету. У нас достаточно серьезных улик, чтобы упрятать тебя за решетку. И никто из друзей-товарищей тут тебе не поможет — они пойдут как твои сообщники. Готовься, Джек, скоро ты прославишься на всю страну.
Джек дышал громко и с надрывом, лицо покраснело так, словно его поджаривали в духовке. Он готов был вот-вот взорваться, но каждое слово давалось ему с трудом:
— Этот диск… Он ведь вам все еще нужен… Сторгуемся. Отдайте мне то, что у вас есть. Тогда выйдете отсюда… целыми и невредимыми.
— Что ты мелешь! — сказал Донован с бесстрашием, которого совсем не ощущал. — Кто ж тебе поверит!
— Поздно, Джек. — Амар оставался таким же невозмутимым, как Пета. — Мы уже передали материалы в газету. Финита ля комедия.
Казалось, Джека сейчас хватит удар.
— Марк…
К нему подошел один из громил, помог подняться. Джек с трудом держался на ногах. Он постоял качаясь, как человек, теряющий сознание, потом отдал громиле диск и кивнул.
Тот положил диск на стол и, размахнувшись, ударил по нему битой. Потом еще и еще, пока от него не остались лишь серебристые осколки.
Джек впился взглядом в Донована. Лицо исказилось гримасой боли и ненависти.
— Ни нашим, ни вашим, — прошипел он, выдыхая сероводород.
Он махнул Марку рукой, и тот проводил его до двери. Прежде чем выйти из квартиры, Джек обернулся к провожатому:
— Дождитесь, когда я спущусь… а потом… потом можете размяться с этими героями.
Он закрыл за собой дверь. В наступившей тишине было слышно, как он, охая, с трудом спускается по лестнице.
— Извините, ребята, — произнес Марк, широко улыбаясь. — Ничего личного.
Остальные заржали.
Пета вдруг резко подпрыгнула и ударила в пах одного из отморозков, стоявших к ней ближе всех. Тот сложился пополам, шумно выдохнув боль и удивление. Руки, державшие биту, ослабли, и Пета тут же его разоружила, вывихнув ему пару пальцев. Парень плюхнулся на колени.
— Джо!
Она бросила биту Доновану. Он неловко ее поймал, крепко обхватил руками.
Ее резкий выпад подарил им драгоценные секунды. Остальные настолько остолбенели, что даже не попытались оказать какое-то сопротивление.
Теперь их оставалось трое. Первый шок прошел, и они остервенело бросились вперед. Ни от кого, и тем более от девки, они не ожидали такого отпора.
Донован почувствовал резкий всплеск адреналина в крови. Куда-то исчезли боль и усталость — осталось только желание выжить.
— Ах ты сукин сын! — Марк уже опускал на него биту, но Донован успел отскочить в сторону — удар пришелся о стену. Повинуясь инстинкту самосохранения, своей битой он тут же ударил Марка по ребрам с такой силой, что ему показалось — он услышал хруст костей. Марк, вскрикнув, скорчился от боли.
Он снова размахнулся и попал Марку по плечу. На этот раз ничего не сломалось, не треснуло, но удар рикошетом отозвался в руке.
Марк хрюкнул, повернулся, размахнулся битой.
От удара в живот Донован дернулся и задохнулся.
Марк прыгнул на него, еще раз ударил, отбросил на стол, потом резко сдернул на пол. Донован не сумел удержать биту в руках. Марк придавил его к полу, схватил за горло одной рукой.