Донован увидел над собой глаза, полные злобы и ненависти. Глаза совершенно незнакомого человека — эта мысль его отвлекла. Вернула к действительности вторая рука Марка, которую тот сжал в кулак и занес над ним.
По этой руке Донован попал битой, но был уверен, что удар все равно будет весомым. Драться с Марком на равных у него не получится — остается рассчитывать на собственные навыки. Он высвободил придавленные Марком руки и попытался оттолкнуть от себя перекошенное злобой лицо, давя на рот и нос. Противник схватил его за горло обеими руками. Донован примеривался вцепиться в него второй рукой. Хотел было взяться за шею, но она была слишком толстой и накачанной, ухватиться за щеки — бесполезно.
Он подобрался рукой к глазу — Марк понял его маневр, начал крутить головой, не отпуская горло.
Донован начал задыхаться и хрипеть. Силы его покидали. Перед глазами, как ходы в другой мир, заплясали черные дыры. Его хватит только на единственный, последний рывок.
Большими пальцами он с силой надавил Марку на оба глаза.
Марк взревел и попытался, не разжимая хватки на горле, отвести голову назад.
Донован продолжал давить.
Марк разжал стальные тиски, скатился с Донована на пол, скорчился на боку, закрывая глаза руками.
— Сволочь… мои глаза… Я ослепну… — ныл он слабым голосом.
Хватая ртом воздух и кашляя, Донован с трудом поднялся, взял биту и дважды ударил Марка по почкам. Размахнулся, чтобы нанести третий удар, но силы его оставили, и он тяжело осел на пол возле перевернутого стола, вяло держась за биту.
Между тем остальных тоже удалось утихомирить. Одному Амар уперся коленом в грудь и держал его за горло. Поверженная жертва беспомощно сучила ногами и руками. Амар больше не смахивал на манерную гимназистку — под футболкой вздулись крепкие мышцы. Лицо было сосредоточенным.
Двое других катались по полу и выли от боли.
Пета опустилась на колено возле Амара. Злость ее разогрела, она была похожа на молнию.
— Слушай, — сказала она пленнику, — тебя ведь просто наняли. Вставай и отправляйся отсюда подобру-поздорову. Мы тебя больше не тронем. Ты пойдешь своей дорогой, а мы — своей.
Она огляделась вокруг, улыбнулась.
— Ну что, закончим на этом!
Лежавший на полу качок, видя, что у него нет выбора, послушно закивал.
Амар разжал пальцы, давая ему возможность подняться.
Остальные к нему присоединились. Марка, который продолжал закрывать руками лицо, поддерживал один из его напарников.
— Ты ему, блин, глаза чуть не выдавил, — сказал тот, кого только что помиловал Амар.
— Я сейчас с тобой проделаю то же самое, — пообещала Пета. — Выметайся отсюда.
Тот уставился на нее, она тоже смотрела на него не мигая.
Он не выдержал, отвел взгляд и вышел из квартиры вслед за остальными.
— И расскажи всем, что вас отлупила блондинка на пару с черномазым гомиком, — крикнул Амар на прощание.
Они с Петой переглянулись, ударили по рукам.
Потом вспомнили о Доноване. Пета села рядом на корточки.
— Вы как?
Донован слабо улыбнулся:
— Как вам мой клиент?
— Вы его здорово отделали!
Он посмотрел на нее, на Амара. Произошедшее их только раззадорило, а его лишило сил.
— Ужас… — сказал Донован.
— Зато какой отпор мы оказали захватчикам, — отозвался Амар.
Они рассмеялись, и воздух очистился от напряжения.
— Что ж, — сказал Донован, — мне кажется, пора пойти обрадовать папашу Джека.
Молот страшно скучал.
Он сидел за рулем неприметной «вектры» и наблюдал за квартирой девицы. Ему казалось, что он торчит здесь неделями — нет, завис на всю жизнь.
Он оставил Кинисайда на станции и вернулся на свой пост. За темными окнами никакого движения.
Когда он выполнял подобные поручения, его одолевали воспоминания обо всех обидах, которые ему наносили в жизни. Они представлялись ему короткими историями. На переднем сиденье рядом с ним стояла открытая спортивная сумка, из которой на него смотрели мертвые глаза — вся его аудитория. Только у его историй был другой конец: мучители приходили в ужас от его силы, он сам их унижал и истязал, вырывал извинения и обретал покой только после того, как убивал своих обидчиков. И мысленно поедал, словно вынимая из них душу.
Но сегодня фантазии не приносили облегчения. И он знал почему. События последних дней здорово его завели. Лондонский канал, Пеннинские горы — вот его истинное призвание. А не эта тягомотина. Он скучал.
Он злился, когда скучал.
А когда злился, кто-то должен был за это ответить.
— Пусть что-нибудь произойдет! Хоть что-нибудь! — взревел он и стукнул рукой по рулю.
Очень скоро кое-что действительно произошло.
Он даже заморгал, решив, что у него глюки.
Нет, картинка вполне реальная.
Мальчишка-проститутка. Джамал. Он шел к дому с какой-то женщиной. Женщину он не знал, но разве в ней дело? Самое главное, что объявился маленький ублюдок!
Он сразу же подумал о Кинисайде: нужно позвонить.
Женщина и Джамал подошли к подъезду, набрали номер квартиры.
Номер квартиры девицы!
Кинисайд трубку не брал: Молот слышал бесконечные длинные гудки. Наверное, сидит у себя за городом. Там сигналы совсем не ловятся. Молот отсоединился, не дожидаясь включения голосовой почты, — оставить сообщение он не решился.
Он начал вертеть головой, соображая, что можно сделать.
Женщина о чем-то довольно долго говорила в домофон. Наконец дверь открылась и посетители вошли в подъезд.
Молот потер лоб. Надо подумать.
Принять решение. Проявить инициативу.
Он снова посмотрел на мобильный, будто взглядом мог заставить Кинисайда перезвонить, но телефон молчал.
Он раздраженно вздохнул, закрыл сумку, вылез из машины, натянул на уши вязаную шапочку и стрельнул глазами по сторонам — не следит ли кто за ним.
Вокруг все было тихо.
Зарывшись лицом в поднятый воротник, он подошел к подъезду и приготовился нажать на кнопку звонка.
18
Дверь в дом приоткрыта. Он оглянулся на Пету и Амара, те пожали плечами. Он толкнул дверь.
Внизу все перевернуто вверх дном. Подростки, судя по всему, сбежали. Они, очевидно, торопились — в спешке похватали все, что можно унести, а потом продать.
Над головой скрипнули половицы.
Он жестом показал наверх и начал осторожно подниматься по лестнице. Пета и Амар последовали за ним.
На площадке второго этажа он огляделся. Комнаты, где жили подростки, стояли нараспашку. Они подверглись такому же опустошению, как и гостиная внизу. На полу валялась одежда, которую не успели распихать по сумкам. Но сквозь этот кавардак, как ни странно, проглядывала некая методичность: эти дети частенько в своей жизни откуда-нибудь убегали.
Донован подошел к комнате Отца Джека. Единственная закрытая дверь, из-за которой доносились странные звуки.
Здесь кто-то устроил настоящий погром. Дверцы шкафов были открыты настежь, ящики комодов выдвинуты, содержимое разбросано по всей комнате. Свидетельства тайной жизни Отца Джека — отвратительные, страшные секреты, о которых вдруг заявили во всеуслышание.
Повсюду следы крови, особенно ярко выделявшиеся на фоне белой мебели.
На кровати то ли полулежал, то ли полусидел Отец Джек. Вид у него был жуткий. Толстяк прижимал к себе бездыханное тело Сая и рыдал.
И Донован, и Пета с Амаром поначалу даже растерялись и остановились в нерешительности. Наконец Джек заметил чье-то присутствие и поднял глаза. Едва он понял, кто перед ним, его охватила паника. Он дернулся, чтобы побежать, но, очевидно, поняв бесполезность своих усилий, обреченно кивнул головой.
Донована почти тронуло его горе.
Почти.
— Джек, мы звоним в полицию, — сказал он.
— Только не забудьте туда же сдать черномазого мерзавца, — заскулил Джек. — Позаботьтесь о том, чтобы этот ублюдок заплатил за то, что сделал с моим мальчиком.