Рассказал о горчичном газе.
О допросах и пытках.
Сломленный человек возвращается домой и служит наглядным пособием для остальных.
Рассказал, как можно применить этот опыт у себя.
— Нам нужен только один человек. Всего один. Как только они увидят, что с ним случилось, они больше не захотят оставаться, потому что то же самое может произойти и с ними. Только один человек — как пример для остальных. Есть у вас кто-нибудь на примете?
Колин молчал, боль оглушала его.
— Я даже могу предположить кто.
Колин покачал головой.
Кинисайд смотрел ему прямо в глаза:
— Вы хотите от них избавиться? Хотите?
Колин вздохнул. Сотни крошечных топориков в голове дробили мозг. Он не мог думать.
— Я хочу… покоя…
Кинисайд продолжал сверлить его взглядом.
— За покой надо платить. Если хотите настоящего покоя.
— Сколько? — В горле пересохло.
— С финансовой точки зрения — ничего. Только ваше участие.
Колин начал дико озираться по сторонам, от боли перестав соображать.
— Либо так, либо никак.
Колин посмотрел вниз. Взял нетронутый бокал с виски, залпом его опрокинул. Кивнул:
— Я готов платить.
— Вот и славно, — улыбнулся Кинисайд.
Колин чувствовал себя совершенно разбитым. И очень грязным. По телу градом катился пот. Его трясло как в лихорадке.
Но головная боль, кажется, начинала отступать.
— Я чувствую себя Фаустом… в гостях у Мефистофеля…
Кинисайд продолжал улыбаться, сверкая глазами.
— Называйте как хотите. — Он показал пальцем на пустой бокал. — Колин, у вас в бокале пусто. Повторить?
Колин кивнул.
Кэролайн смотрела на него потрясенно: неужели человек, рассказывающий все эти ужасы, — ее отец, которого она знает всю жизнь?
— А Тошер… что случилось с ним?
— Не знаю… — Он отвел глаза в сторону. Старался не смотреть в центр помещения. На пятна въевшейся в цементный пол крови. — Я только достал для них вещество — и все.
— Достал?! Ты пошел на эту гнусность? — Она смотрела на него, не веря собственным ушам. — А что с остальными?
Он вспомнил языки пламени, стоны и крики.
— Не знаю, — поспешно сказал он. — Не знаю, что… с ними… — Он вздохнул, попытался оправдываться: — Я должен был тогда что-то предпринять. Я уже потерял Хелен. Мог потерять и тебя. Я должен был…
Слова остались без ответа. В Кэролайн кипела злоба:
— Что ты имеешь в виду? Что значит — должен был что-то сделать?! Между мной и Тошером не было ничего серьезного. И ты об этом знал. Мы просто проводили время. После того, через что мы с тобой прошли, мне нужно было развеяться. Мы и встречались-то всего несколько раз. Он возил меня на мотоцикле. Ты это знал. Я никуда не собиралась с ним убегать. Ты знал. — Она шумно выдохнула. — О господи…
— Мне тогда казалось, что это возможно… — Он был готов разрыдаться. — Я знаю, что совершил нечто ужасное. И хотел загладить свою вину перед тобой. Помог тебе с квартирой. Помог переехать, сделать ремонт, расплатиться…
Кэролайн смотрела на него ледяным взглядом:
— Что ты такое говоришь! Ты сам понимаешь?..
Он протянул к ней руку.
— Не смей ко мне прикасаться!
Он ничего не сказал. Посмотрел на цепь, приковавшую его к батарее, потом на дочь. Медленно и печально покачал головой.
Кэролайн снова заговорила.
— Значит, все это, — она подняла руку, загремев цепью, — связано с Кинисайдом и с тем, что вы сделали с Тошером?
— Что-то вроде того, — тихо произнес Колин. — Продолжение, следствие. Давай я объясню.
— Нет, — отрезала она и посмотрела на него так, будто видела впервые. — Наверное, я толком никогда не знала, какой ты на самом деле. И вряд ли хочу знать…
И она замолчала и не проронила больше ни слова.
И вот он сидит и смотрит на спящую дочь.
И не знает, о чем она думает.
Что она думает о нем.
Что он сам о себе думает.
26
Донован всегда считал, что в межсезонье приморские города способны навевать лишь скуку и тоску, но место, куда они приехали, похоже, даже в разгар сезона выглядело не лучше.
Джейвик-Сэндз рядом с Клэктоном. Унылый участок земли в Эссексе, заканчивающийся Северным морем. Возможно, когда-то это был процветающий курорт, дивное место (впрочем, в этом он тоже сомневался), но сейчас оно находилось в плачевном состоянии.
Они выехали из Лондона на северо-запад по шоссе А-12, ведущему в Эссекс. Огромные магазины и центры розничной торговли сменились чередой заводских корпусов, которые постепенно уступили место монотонному, зато функциональному сельскому пейзажу, аккуратно поделенному на прямоугольники и квадраты земли, призванные выполнять конкретную практическую задачу. Пета была за рулем, Донован сидел рядом с картой на коленях.
Утром он проснулся в номере мокрый, как мышь, запутавшийся в простынях и одеяле. Волосы слиплись, губы покрылись коркой, от тела исходил запах пота и вина.
Он лежал и тяжело вздыхал, ожидая, когда из обрывков сам по себе восстановится в памяти вчерашний кошмар.
Громкая музыка, обильные возлияния.
Призраки, револьвер…
И — пустота.
Он скосил глаза — на другой стороне кровати среди разбросанных бумаг с недоумением увидел второе одеяло и подушку. Вспомнил — Пета.
Снова тяжело вздохнул.
На подушке лежала записка: «Надеюсь, вам все-таки удалось отдохнуть и вы найдете время спуститься к завтраку в ресторан».
Он посмотрел на часы, медленно, с усилием поднялся с кровати, побрел в ванную. Голова кружилась, желудок крутило и выворачивало. Тяжелое похмелье. Оно, он знал, будет преследовать его весь день, напоминать о себе, время от времени выныривая откуда-то изнутри, как постыдная тайна.
Принимая душ, он с водой пытался смыть воспоминания о вчерашнем вечере. Вышел из ванной, натянул защитного цвета свободные брюки, старую футболку с Бэтманом на груди и спустился вниз. Как же неудобно встречаться с Петой: кто знает, что он ей вчера наговорил! Она сидела за столом, румяная, полная энергии после бассейна, и пила чай, перед ней стояла тарелка с колечком запеченного хлеба и фрукты. Подняла глаза.
— Как себя чувствуете? — Во взгляде искренняя забота.
Донован неопределенно пожал плечами, она кивнула.
— Мы сегодня собирались в Эссекс. Вы в состоянии ехать?
Он кивнул.
— Хорошо. — Она вернулась к своему колечку.
— Знаете… — начал он, испытывая жуткую неловкость, — вчера я… может, наговорил чего-то лишнего… не знаю, я…
Она улыбнулась, и он сразу почувствовал, что у него есть друг.
— Ничего такого страшного вы не наговорили, честное слово.
— Спасибо. — Он кивнул. — Извините за то, что я…
— Вам совершенно нечего стыдиться. Мы все бываем в таком состоянии. Или в очень похожем. Все мы люди…
Донован посмотрел на нее, хотел спросить что-то еще, но не осмелился.
Она пожала плечами:
— Вам пришлось пережить трудные дни. Забудем об этом. Сейчас нужно поесть — сразу станет легче.
Он повиновался и заказал для себя полный английский завтрак. Раз не удалось погибнуть от пули, криво усмехнулся он про себя, он умрет от обжорства.
Ему принесли заказ — гора обильно сдобренной маслом еды, которая приносит сытое умиротворение. Он посмотрел на яичницу; в сверкающем желтке, как в позолоченной ложке, увидел собственное отражение — да, тот еще вид.
Выдохнул и приступил к завтраку.
— Итак, — сказала Пета тоном делового человека, — мы сегодня едем в Джейвик?
— Да, — подтвердил он, жуя бекон. — Джейвик в графстве Эссекс.
— К Тошеру, который там живет?
Донован кивнул.
— Когда я с ним познакомился, он был чем-то вроде официального представителя этих путешественников-бродяг. Естественно, самоназначенным.