Позади себя Молот почувствовал движение, оглянулся — главарь опускал топорик ему на спину. Молот прыгнул в сторону, но лезвие задело левое плечо, показалась кровь.
— Ах ты козел! — взревел он. — Вот сейчас ты меня действительно разозлил.
Он развернулся, ударом биты разоружил врага и сломал ему руку. Кость громко треснула, байкер завопил от боли.
— Это только начало, — гудел Молот.
Он ударил еще и еще. Байкер упал. Молот продолжал бить поверженного врага. Ярость перетекала в биту, нарастала, направляла удары.
Байкер истекал кровью. Молот не останавливался.
Он чувствовал, что с каждой секундой растет его сила, что он превращается в великана.
Время остановилось. Реальными были только он сам, его оружие, жажда крови и этот большой кусок мяса на земле.
Трудно сказать, сколько прошло времени, когда он вдруг ощутил усталость. Наступило насыщение, руки тряслись от напряжения, грудь горела. Он глянул под ноги. Там лежало истерзанное кровавое месиво, мало напоминающее человеческое тело. Молот ухмылялся. Внутри разливалась счастливая усталость, как после долгого и сытного обеда.
Он оглянулся. Байкеры ретировались. На безопасном расстоянии в ужасе от жуткого зрелища переминались с ноги на ногу почти протрезвевшие посетители паба.
Молот развернулся и пошел прочь. Люди продолжали пучить глаза, не в силах пошевелиться, чтобы хотя бы позвонить в службу спасения.
Он шел и чувствовал на себе их взгляды.
А в них страх. И уважение.
Он улыбнулся самому себе.
Он осквернил, уничтожил тело байкера. Выел душу.
Уважение.
Он чувствовал себя могучим великаном, красавцем супергероем. Королем, обагренным кровью на поле боя, императором среди простолюдинов.
Они его боялись.
Они его обожали.
В спину из паба неслась музыка. Он усмехнулся — как по заказу это был трек «Молот» группы «Моторхед».
Он не боялся ареста, потому что всегда тщательно выбирал, куда ехать. Старался, чтобы там у него был хотя бы один коп, как Кинисайд в Ньюкасле, — его крыша.
Как только он подошел к машине, зазвонил мобильный. Он вытащил его, перепачкав кровью, поднес к уху.
— Ты где сейчас находишься? — раздался голос Кинисайда.
— Между Ньюкаслом и Лондоном. В Лестере. Последовал твоему совету и развлекаюсь тут, расслабляюсь. Короче, отдыхаю.
За спиной к пабу пронеслись машины с включенными сиренами. У него «вектра» неприметная — они и не глянут в его сторону.
— Дело полезное. Но сейчас ты нужен здесь. Двигай назад — есть работа.
— Ладно.
— Давай пошустрей.
Молот отсоединился, бросил телефон на сиденье.
Ухмыльнулся.
— Ну что ж, работа так работа, — сказал громко самому себе.
Завел машину, вставил в проигрыватель один из дисков «Каннибалов», вдавил в пол педаль газа и рванул в Ньюкасл.
29
Кэролайн лежала на боку с открытыми глазами, делая вид, что спит. Она все время прикасалась к ране на лице и никак не могла поверить, что весь этот кошмар — наяву.
Она смотрела на отца и поражалась. Свою тайную жизнь перед ней раскрыл совершенно незнакомый человек. Искал понимания. Молил о прощении.
Она не понимала и не прощала. И теперь гордо отмалчивалась. События нескольких прошедших недель никак не укладывались в голове. Она не хотела ни понимать, ни прощать. Хотела одного: повернуть время вспять. Вернуть прежнюю спокойную, лишенную опасностей жизнь — ту, которую когда-то считала настоящей.
Но эта жизнь ушла безвозвратно.
Отец сидел, привалившись к стене, у него был вид больного, разбитого старика. Ей стало его жаль — по-человечески. Кроме того, что бы там ни было, он оставался ее отцом.
Он рассказал ей еще больше. Сказал, что ничего не утаил.
— Ты не представляешь, как я ненавидел Тошера. И всю его компанию.
— От этого признания им, конечно, станет легче. — Ее голос был таким же холодным, как воздух, которым приходилось дышать.
Колин вздохнул, отер пот со лба. У него был жар.
— Ты должна выслушать. Должна понять.
Он снова вздохнул, подбирая нужные слова, правильный тон.
— Я поступил плохо. Очень плохо. Все, что я сделал, было отвратительно. Я почти ежедневно виделся с Кинисайдом. — Он покачал головой. — У него все было просто замечательно… шикарная машина, огромный дом… а у меня не появилось ничего, кроме страшного чувства вины. Да еще ты… Это пожирало меня изнутри, убивало, как раковая опухоль, из-за которой погибла твоя мать. С этим нужно было что-то делать.
Кэролайн не перебивала. Его лицо исказила боль — он все переживал заново.
— После того что произошло, я ведь пытался найти Тошера. — Он посмотрел на нее украдкой, стараясь угадать, что она думает.
— Зачем?
— Чтобы узнать о его здоровье. Не знаю… может быть, чем-нибудь помочь…
— Надеялся, он тебя простит?
— Я должен был что-то сделать. Должен. — Его голос зазвенел, он успокоился и продолжил: — Но я не знал как. Хотел даже нанять детектива, но не решился. Потом вспомнил про этого журналиста из «Геральда» — Джо Донована. Он пару лет назад появлялся в наших краях. Попытался с ним связаться. Думал, он мне поможет отыскать Тошера. — Он вздохнул. — Но Донован ушел из газеты. Мне предложили поговорить с другим журналистом — Гэри Майерсом. К тому времени я уже весь извелся, жизнь превратилась в настоящий ад. Я сказал Майерсу, что у меня есть для него материал.
Он снова быстро взглянул на дочь. Она слушала.
— Мы договорились о встрече, но так, чтобы о ней никто не знал. На нейтральной территории. Подальше от дома. Майерс предложил небольшую гостиницу у вокзала Кингс-Кросс в Лондоне. В эту гостиницу ходят проститутки с клиентами и мальчики на продажу. — Он невольно усмехнулся. — Гэри сказал, если нас увидят, то примут за клиентов.
Кэролайн подняла глаза к потолку:
— О боже…
— В общем, — заметив реакцию дочери, продолжал он слегка смущенно, — я рискнул и все ему рассказал. Это был оправданный риск. Я решил, что душевный покой, который мне так нужен, того стоит. Он выслушал меня. Было такое ощущение, что я… облегчаю душу.
— Как на исповеди у католического священника, — вставила Кэролайн.
— Да-да, ты это верно подметила, — оживился он.
— Или на допросе у следователя.
Колин тяжело вздохнул — нет, она не поймет, не простит.
— Гэри решил, что искать Тошера не стоит, и предложил кое-что получше, — продолжил он, собравшись с духом.
Кэролайн снова слушала.
— Взять Кинисайда на живца.
— Что? — нахмурилась она.
— Расставить сети и поймать с поличным. Устроить провокацию, как он выразился, в духе старой доброй Флит-стрит, в лучших журналистских традициях. [6]
— Зачем?
— Чтобы Кинисайд угодил в приготовленную ловушку.
Кэролайн молча смотрела на отца.
— Дело станет гласным, Кинисайда накажут за все его злодеяния. И об этом узнают все.
— А газету-то как начнут раскупать, — усмехнулась Кэролайн.
— Да, — с воодушевлением сказал Колин, не заметив иронии в голосе дочери. — Но самое главное, я бы обрел душевный покой. Ты не представляешь, насколько сильно он мне был нужен, как я этого ждал. Конечно, я прекрасно понимал, что за свои поступки и сам могу попасть за решетку, но все равно должен был на это пойти. Обязан. Мы разработали план действий, решив сыграть на слабости Кинисайда.
Колин полностью погрузился в воспоминания. Он жестикулировал, забыв о раненой руке и ничего не замечая вокруг.
— Он просто изводил меня расспросами о лаборатории, о заводе. Над чем работаем, к каким секретам имеем доступ. Но больше всего его интересовало, предлагал ли мне кто-нибудь за что-нибудь деньги. Большие деньги. И говорил он об этом постоянно. Дескать, к тебе наверняка все время ищут подходы, чтобы купить какую-нибудь разработку, так вот, я-де знаю, как говорить с такими людьми, и помогу продать… Все время повторял, снова и снова…
6
Флит-стрит — улица в лондонском Сити, за которой с давних пор закрепилась репутация цитадели британской прессы.