Он так живо представлял себе ближайшее будущее, в таких мельчайших подробностях, что действующие лица даже с ним разговаривали. Правда, иногда слишком громко, если вспомнить взгляды, которые бросали на него официанты и посетители.
Когда подошло время закрытия, он вышел из паба и всю дорогу домой купался в теплых лучах будущего счастья.
А сейчас в довершение прекрасного вечера он приготовит себе горячий тост, попьет чайку, потом отправится в постель и как следует выспится.
Он открыл дверь в комнату и застыл на месте.
В старом кресле, как-то неестественно повернув голову, лежала Джанин. Лицо уже начинало синеть.
На оголенной руке вздуты вены. На полу шприц и вскрытая упаковка.
Хмель тут же выветрился.
Сердце бешено заколотилось, готовое взорваться. Ему показалось, что он дышит сквозь толстое пуховое одеяло. Руки, ноги задрожали.
Он понял, что оказался в ловушке, словно вернулся назад в тюрьму.
— Кинисайд… — вырвалось у него. — Подонок…
Ноги подкосились, он опустился на колени и, как подкошенный, свалился на пол. И зарыдал.
Сначала где-то далеко завыли полицейские сирены, звук постепенно приближался, становились все отчетливее.
Он понял, что это за ним.
Звук нарастал. Они примчатся с дубинками, с оружием, возможно даже с собаками.
Майки медленно встал с пола. Тряхнул головой.
Надо бежать.
Он бросился в спальню, пошарил под кроватью. Вытащил пистолет, сунул в карман пальто. Потом извлек оттуда же старую жестяную коробочку со всеми своими сбережениями, положил в другой карман.
Выскочил на улицу. Вперед его толкал адреналин от страха снова оказаться за решеткой — так быстро он еще ни разу в жизни не бегал.
Сирены становились все громче. Залаяли собаки.
Он обежал квартал в надежде, что темнота и знакомые закоулки помогут скрыться от преследователей.
В надежде, что его не упекут в тюрьму.
Он спасал свободу.
31
Кафе-бар «Интермеццо». Половина десятого утра следующего дня, пятница.
Донован сидел на диванчике спиной к стене и пил капучино. Пета примостилась рядом тоже с капучино. Напротив на табуретах — Нэтрасс и Тернбулл в деловых костюмах и со злыми лицами. От кофе они отказались.
Донован заметил, что Тернбулл чувствует себя не в своей тарелке. Он постоянно крутился, бросал неодобрительные взгляды на посетителей: они, верно, читают европейские романы и либеральный бред «Гардиан» и «Нью стейтсмен». Когда до его уха доносились обрывки фраз, он снабжал собственные наблюдения ухмылкой и еле различимыми ехидными комментариями. Он презирал всех, кто не принадлежит к его застегнутому на все пуговицы миру.
Пета явно наслаждалась неловкостью, которую испытывал Тернбулл. Она сидела очень близко к Доновану, почти касаясь его бедром, но он притворялся, что этого не замечает.
Нэтрасс смотрела прямо перед собой. У нее был строгий деловой вид.
Из динамиков несся альтернативный рок американской группы «Эльфы», отчего Тернбулл кривился еще больше.
Донован, пригубив кофе, поставил чашку на стол.
— Прежде чем начать говорить, — сказал он, подавшись вперед и переводя взгляд с Нэтрасс на Тернбулла, — я бы хотел получить некоторые гарантии.
Тернбулл фыркнул:
— Хотите что-то сказать — говорите, а то я привлеку вас за сокрытие информации в ходе расследования убийства. Это в лучшем случае.
— Я же говорил, зря вы берете с собой сержанта, — повернулся Донован к Нэтрасс.
— Что за гарантии? — сухо спросила она.
— Я хочу предупредить, что люди, которые делятся с вами информацией, делают это совершенно добровольно, без всякого принуждения. Пообещайте, что против них не будет выдвинуто никаких обвинений, которые в своем служебном рвении готов им предъявить ваш чересчур прыткий коллега.
Тернбулл встрепенулся, собираясь возразить, но Нэтрасс посмотрела на него так, что он прикусил язык.
— Уточните, пожалуйста, кого вы имеете в виду, — попросила она.
— Кроме меня, это присутствующая здесь Пета Найт, ее коллега Амар Майах, а также четырнадцатилетний подросток по имени Джамал Дженкинс.
— В этот список входит кто-нибудь еще? — Нэтрасс смотрела на него не мигая.
Он вдруг вспомнил о Шарки.
— Нет.
Нэтрасс перевела взгляд на Пету.
— Договорились.
Тернбулл неодобрительно покачал головой. Пета одарила его нарочито сладкой улыбкой. Доновану показалось, что это расстроило Тернбулла больше, чем договоры с Нэтрасс, читатели «Гардиан» и «Эльфы», вместе взятые.
Донован сделал очередной глоток и начал говорить.
Ничего не утаивая, он рассказал все, излагая факты в той хронологической последовательности, в которой получал сам; поделился и возникавшими у него предположениями. Теперь, когда ситуация вышла из-под контроля, не приходилось выбирать, что говорить, а о чем умолчать.
Пета помогала, что-то подтверждала, что-то поясняла.
Нэтрасс и Тернбулл внимательно слушали. Делали пометки, иногда что-то уточняли, что-то просили повторить.
Закончив рассказ, Донован взял кофе, откинулся на спинку стула, поднес чашку ко рту.
— Остыл, — сказал он и поставил чашку обратно. Потом по очереди посмотрел на слушателей. — Что скажете?
Тернбулл заговорил первым:
— Думаю, следует этого Шарки арестовать и предъявить ему обвинение в серьезном правонарушении. Или он тоже в вашем списке? — На лице отразилось презрение.
— Поступайте с этим мерзавцем как хотите, — сказал Донован.
Нэтрасс удивленно вскинула бровь:
— Простите, что вы сказали?
— Сказал то, что есть. Он мерзавец.
Она покачала головой, заглянула в свои записи:
— Вы говорили о встрече. Когда она состоится?
— Сегодня.
— Что?! — Она переменилась в лице.
— Да, сегодня. В шесть вечера. В кафе на первом этаже «Балтики». В таком большом стеклянном.
Нэтрасс и Тернбулл уставились на него.
— Нас следовало предупредить гораздо раньше, — сказала Нэтрасс.
— Извините, с этим поделать ничего не могу. Я и сам-то узнал всего несколько часов назад.
— У нас катастрофически мало времени, — покачала головой Нэтрасс.
— Вы знакомы с Аланом Кинисайдом? — спросила Пета.
— Я его плохо знаю. Пару раз встречались, — сказал Тернбулл. — Он отвечает за один из западных участков Ньюкасла. Мне он показался приличным человеком. — Он покачал головой. — Просто не верится…
— Я знаю одного инспектора, с которым мы обмениваемся информацией. Он работает с Кинисайдом, — сказала Нэтрасс. — Так вот, в отношении Кинисайда ведется служебное расследование.
— В связи с чем? — спросила Пета.
— Если верить слухам, там целый букет, — сказала Нэтрасс. — Чего там только нет, но в основном наркотики: подкуп, шантаж, вымогательство, создание собственной сети. Его пасли не один месяц, но в конце концов сдал кто-то из своих.
Донован кивнул:
— Понятно, почему ему так нужна эта сделка.
— Видимо, он считает, что сорвет куш, который обеспечит его на всю оставшуюся жизнь.
— Вы слышали, что произошло с секретаршей из его отдела? — спросил Тернбулл и рассказал о смерти Джанин. — Вчера вечером ее труп обнаружили в квартире одного из мелких наркоторговцев в Скотсвуде. Она умерла от передозировки. Ее мать сказала, что некоторое время назад дочь употребляла наркотики. Ее подсадил на них какой-то ухарь, но его имя дочь держала в тайне.
— И поплатилась, бедняжка, — сказала Пета.
— Интересно, это тоже дело рук Кинисайда? — задал вопрос Донован.
— Похоже, да, — кивнула Пета.
— А как, вы сказали, зовут его подельника-громилу? Молот?
Донован кивнул.
— Если мне не изменяет память, он когда-то был костоломом у Сполдингов.
— Кажется, даже главным костоломом, — добавил Тернбулл.
— Видите, у них еще и служебная лестница имеется, — заметила Нэтрасс. — Как же его зовут? — Она запрокинула голову, прикрыла глаза. — Кажется, Хендерсон. Да, Хендерсон. А имя… Крейг?.. Кристофер?.. — Она открыла глаза, подалась вперед. — Кристофер Хендерсон. Настоящий отморозок, даже по меркам преступного мира. Жуткий тип. У него был коронный номер — он мог голыми руками вогнать гвоздь куда угодно, практически в любую поверхность. Отсюда и прозвище — Молот.