Но это была не лестница, а ступеньки на смотровую площадку под открытым небом, обнесенную с трех сторон высоким толстым стеклом. Отсюда открывался потрясающий вид на Тайн. Освещенные мосты отражались в темной воде мириадами светлячков. От такой красоты захватывало дух.
Совершенно другой мир, совершенно другой город.
Назад дороги не было — в проходе стоял Тернбулл. Молот понял, что оказался в ловушке, и остановился.
— Отпусти мальчика, — сказал Тернбулл, вытянув вперед обе руки. — Просто отпусти, и тогда мы поговорим.
Вместо ответа Молот поднял Джамала перед собой, пытаясь перебросить через стеклянную стену. Если бы не раненая рука, он сделал бы это одним рывком. И если бы Джамал отчаянно не боролся за жизнь.
Он кричал, брыкался, лупил его руками.
Тернбулл вытащил пистолет, прицелился.
— Кому говорят — отпусти мальчика! Или я выстрелю. Ну?!
Молот, не обращая внимания на предупреждение, подтолкнул Джамала выше. Джамал теперь балансировал на стекле. Он глянул вниз — где-то далеко внизу поблескивала темная гладь воды.
Он был так перепуган, что не мог кричать и только ловил ртом воздух.
Сзади показалась Пета.
— Не стреляй — заденешь Джамала!..
Тернбулл посмотрел на всех по очереди, соображая, как лучше поступить.
Молот между тем продолжал подталкивать Джамала вверх. И ухмылялся, сверкая синим зубом.
Тернбулл нажал на спусковой крючок.
— Нет! — крикнула Пета.
Один выстрел. Второй.
От удара его отбросило на стеклянную стену. Пули прошили его насквозь. По стеклу в разные стороны побежали трещины. Молот схватился руками за грудь, но продолжал стоять.
Тернбулл выстрелил еще раз.
Третья пуля попала в голову. Тело с размаху стукнулось о стекло и начало оседать, оставляя за собой огромный кровавый след.
Трещины в стекле увеличивались, стена закачалась.
Джамал заскользил вниз.
— Джамал!
Пета — откуда взялись силы! — ринулась вперед, подхватила его в прыжке, рванула на себя, и они вместе свалились на бетонный пол.
Она прижала к себе насмерть перепуганного мальчишку.
— Все хорошо, Джамал, все хорошо. Тебе больше ничего не угрожает.
Донован открыл глаза.
Кружилась голова, глаза выскакивали из орбит.
Попробовал двинуть рукой и не смог. Подождал, пока кружение не утихнет, и посмотрел вниз. Руки были привязаны к ручке огромного жесткого стула с высокой спинкой. Даже не привязаны — намертво схвачены скотчем.
Он попробовал пошевелить ногами, телом. Дернулся изо всех сил — та же история: он сидит, буквально приклеенный к стулу.
Донован откинул голову назад. К горлу подступила тошнота.
Он заставил себя восстановить дыхание, потом огляделся, силясь понять, где находится.
Вокруг валялись старые запчасти от машин, инструменты. В холодном воздухе — тяжелый запах пыли и разложения. У ног — засохшие грязные пятна от машинного масла и какие-то еще. Присмотрелся — запекшаяся человеческая кровь.
У дальней стены он увидел прикованных к батарее мужчину и женщину, которые кутались в старые одеяла. Мужчина пожилой и, кажется, очень больной. Женщина моложе, но у нее изможденный вид. В глазах у обоих страх и безнадежность. Наверное, такие же глаза были у узников фашистских концлагерей во время Второй мировой.
И вдруг он понял, кто это. Колин и Кэролайн Хантли.
— Колин Хантли?..
Старик посмотрел на него растерянно, словно впервые за долгие годы услышал, как звучит его имя. Имя из прошлой жизни.
— Кэролайн?..
Женщина молчала. У нее был вид человека, пребывающего в состоянии шока.
— Рад, что вы познакомились, — раздался голос за спиной. — Потому что теперь вы будете вместе долго-долго. Пока смерть не разлучит вас. Хотя, может статься, вас найдут чуть раньше.
Кэролайн слабо всхлипнула.
Донован пытался повернуть голову, но в черепной коробке вдруг как будто что-то взорвалось, осыпавшись фонтаном огненных брызг в уголках глаз. Он подождал, когда говорящий окажется в поле зрения, хотя и без того знал, кому принадлежит голос.
Кинисайд успел переодеться. Сейчас на нем были плотные прилегающие брюки, рубашка и кожаная куртка. Он встал прямо напротив Донована и поставил у ног большую дорожную сумку и алюминиевый чемоданчик.
— Ну что, мир тесен, Донован?
— На твоем месте я бы все-таки не стал морочить миру голову, — сказал он хрипло.
— Плевать мне на твое мнение. У меня теперь такие деньги, которые тебе и не снились.
— Их у тебя нет. — Донован облизал пересохшие губы. — Не было никаких денег. Ты не ошибся — это подстава.
— Что ты там несешь? — Голос Кинисайда звучал презрительно. — Я понял, что вы хотели заманить меня в ловушку. Но деньги-то самые что ни на есть настоящие. Я же видел — они поступили на счет.
— Это был фокус, Алан. Как в цирке. Всего лишь трюк — не более того.
Кинисайд побагровел:
— Ты лжешь!
Донован постарался как можно безразличнее пожать плечами. Кинисайд хотел его ударить, но сдержался и ухмыльнулся.
— Что ж, пусть так. Зато у меня осталось содержимое этой прелестной вещицы. Как думаешь, на сколько оно потянет у серьезных покупателей?
Он приподнял чемоданчик, нежно похлопал по крышке.
Донован рассмеялся бы, если бы положение не было таким отчаянным.
— Ах, Алан, Алан… По тебе впору писать пособие по самообольщению.
Лицо Кинисайда исказила гримаса:
— Что ты хочешь этим сказать?
Донован медленно повернул голову:
— Колин, объясните этому чудаку.
Тот открыл рот, готовый что-то сказать, но не решился.
— Я в курсе ваших дел. Можете смело говорить.
— Алан, никакого препарата не существует. — Хантли не мог скрыть торжества.
— Что ты сказал?!
— И никогда не существовало. — Теперь в его глазах запрыгали еще и злорадные огоньки.
Кинисайд беспомощно переводил взгляд с одного на другого. Он стал похож на попавшего в сеть зверя, который пытается, но не может найти путь к свободе.
— Все было подстроено с самого начала, чтобы тебя поймать, — вбил последний гвоздь Донован. — И у тебя ни разу не возникло ощущения, что тебя водят за нос?
Кинисайд словно лишился дара речи.
— Неужели ради этого стоило делать то, что делал ты? — закричал Донован. — Скольких людей ты погубил! Скольким жизнь сломал! Ради чего, спрашивается? Чтобы вот так закончить?
Кинисайд начал затравленно озираться вокруг. Ему хотелось кого-нибудь ударить, биться лбом о стену, выпустить наружу ярость, грозившую его захлестнуть.
— Все кончено, Алан, — сказал Колин Хантли. — Для тебя все кончено.
Кинисайд стоял с широко открытыми глазами, смотревшими куда-то в одну точку, и видел, как вокруг рушится его мир, который он так долго строил, как замком из песка рассыпается будущее, к которому так стремился. Он на грани срыва, подумал Донован, а может, и перешел эту грань.
С криком, больше напоминающим рык раненого зверя, Кинисайд топнул ногой, раскрыл сумку, судорожно порылся в ней и вытащил пистолет.
— Кончено, говорите? — истерично завопил он. — Для меня?! Что ж, если так, вы все отправитесь со мной. — Он начал водить дулом, остановился на Доноване. — Начнем с тебя.
Донован посмотрел на Кинисайда, приготовился отпустить очередную шутку, чтобы еще больше его уколоть, но вовремя остановился.
На него направлен пистолет, который может в любую секунду выстрелить.
Стало страшно.
Кинисайд заметил это и расхохотался.
— Не такие мы, оказывается, и храбрые, да? Ну что, мистер Хитрожопый журналист, в Бога веришь? Нет? Или да? Тогда, наверное, веришь и в загробную жизнь? И вот-вот узнаешь, есть ли она на самом деле. Лично, что называется, из первых рук. — Он положил палец на спуск. — Правда, стульчик напоминает электрический? Это жертвенный алтарь.
«Электрический стул» — в голове снова звучала песня, в глазах возник гостиничный номер.
Он отогнал видение, посмотрел на пистолет и уже был не в силах оторвать взгляд от направленного на него дула. Оно в любую секунду может выплюнуть кусочек металла со скоростью, которую он не в состоянии посчитать. И это будет последнее, что он увидит.