Это тебе не русская рулетка. Тогда была воля случая — что-то вроде игры, самообмана, чтобы избавиться от боли. Сейчас все по-другому. Он в полной власти другого человека, который распоряжается его жизнью.
И он, Донован, при этом совершенно беспомощен.
Перед глазами поплыли лица-призраки, в ушах далеким эхом зазвучали голоса.
Тошер: «Подумай-ка, Донован, хотел бы ты поменяться со мной местами? Чья судьба лучше?»
Мария. Она испытывала то же самое? То же изумление? То же неверие в то, что это наяву? Ту же беспомощность перед лицом смерти? Бессильный гнев от несправедливости, что у тебя отнимают жизнь, когда ты полон сил и желания столько дать людям?
В голове Джонни Кэш пел о приговоренном к смерти на электрическом стуле, который чувствует страх, только когда видит этот жертвенный алтарь. Видит и в ту же секунду постигает истину.
И Дэвид. Он умрет, так и не узнав, что произошло с сыном.
Умрет, так его и не найдя.
Но он совсем не хочет умирать.
И это правда.
Он не хочет умирать.
Он смотрел на пистолет. Мир сузился до размеров этого куска смертоносного металла.
За пистолетом — ухмыляющееся лицо Кинисайда, который нажимает на спусковой крючок.
Он прикрыл глаза, а в голове продолжала биться мысль:
«Я хочу жить…»
Но он больше не в состоянии решать.
Он зажмурился в ожидании выстрелов. И услышал.
Один. Второй. Третий.
Он вздрогнул. Глотнул ртом воздух. Странно, а он думал, что будет больно.
Открыл глаза.
На полу перед ним корчился в предсмертных судорогах Кинисайд. Из него фонтаном била кровь.
Он поднял глаза. В дверном проеме стоял человек, которого он никогда раньше не видел. Похож на грязного оборванца. Не старый, но выглядит старше своих лет. У него был потерянный вид, как будто у него отняли все. В руке пистолет.
Человек облегченно вздохнул, когда в Кинисайде погасла последняя искра жизни.
И заплакал.
Поступок, похоже, лишил его последних сил. Он прислонился спиной к стене, сполз вниз и свернулся калачиком на полу. Тщедушное тело сотрясали рыдания.
Медленно, нежно, словно целуя любимую, положил в рот еще горячее дуло и моргнул, обжегшись.
— Остановитесь! — крикнул Донован. — Не делайте этого…
Но человек на полу то ли его не услышал, то ли сделал вид, что не слышит. Он что-то бормотал, но Донован не разобрал. Что-то о синем-синем небе и зеленых лугах. Что-то о любви.
— Не надо!..
Прогремел выстрел.
Майки Блэкмор был мертв.
Откуда-то издалека приближался звук полицейских сирен.
Эпилог
ТАЙНЫЙ САД
Донован отложил кисть, сделал шаг назад, полюбовался своей работой.
Там, где со стены когда-то осыпалась штукатурка, теперь была гладкая, ровная поверхность, на которую он накладывал первый слой краски. Комната сразу стала светлее — появлялась надежда, что скоро будет еще лучше.
Дождь за окном прекратился. В доме было тепло, потому что недавно установили центральное отопление.
Перемены. К лучшему.
Он оглянулся. В дальнем углу Джамал в шароварах и его старой футболке, которая смешно свисала до колен, красил плинтус. Высунув от усердия язык, он сосредоточенно водил кистью по дереву, то и дело прищуриваясь и проверяя, насколько ровно и аккуратно ложится краска. Он очень старался.
После того страшного вечера прошло четыре недели.
Его тогда привезли обратно к «Балтике». Площадь оцепили, там стояли машины скорой помощи, носились врачи и полицейские. Вокруг толпились зеваки, радуясь разнообразию и новым впечатлениям накануне выходных. Подъезжали корреспонденты с телеоператорами, высказывали перед камерами свои предположения, делали какие-то прогнозы.
Среди всего этого шума, суеты, вспышек фотокамер и стрекота телеаппаратуры он заметил Джамала. Пету и Амара в числе других пострадавших уже увезли в больницу. Он решил, что навестит их позже, когда пройдет первый шок после пережитого. Но здесь оставался Джамал. Укрытый одеялом, он сгорбился на подножке машины скорой помощи и от этого казался еще меньше. Сидел как во сне и отсутствующим взглядом смотрел на снующих туда-сюда людей.
Он казался очень одиноким и каким-то потерянным, брошенным всеми на произвол судьбы.
Донован подошел, сел рядом.
Джамал начал медленно рассказывать. Донован все это уже знал, но все равно слушал: мальчишке нужно было выговориться. Он завершил рассказ со слезами на глазах.
— Куда ты сейчас? — спросил Донован.
— Не знаю, — пожал плечами Джамал, отводя глаза.
Донован смотрел на него и думал: у ребенка нет дома, ему некуда возвращаться. Остается один путь: улица, наркотики, клиенты-педофилы, верная гибель. Сердце дрогнуло.
Он оглянулся, чтобы убедиться, что их никто не сможет услышать.
— Давай-ка отсюда уйдем. Полиция, если мы вдруг понадобимся, может найти нас потом.
Джамал кивнул, и они отправились к Доновану в гостиницу.
— Что я могу для тебя сделать?
Джамал неопределенно пожал плечами.
— Хочешь, сниму для тебя номер?
Лицо Джамала просветлело.
— Да? — улыбнулся он. — Спасибо.
Закончив формальности у стойки администратора, Донован спросил:
— В ресторан пойдем? Если хочешь поужинать один, можешь заказать еду в номер.
— Не хочу один, — сказал Джамал, уставившись в пол.
— Тогда пошли.
Во время ужина он смотрел на сидевшего напротив Джамала — обыкновенный мальчишка-подросток, у которого не было и нет детства. И принял решение:
— Слушай, у меня есть свободная комната, если тебе негде жить.
Сказал, где.
— В домике в Нортумберленде? — переспросил Джамал. — Это в Шотландии?
— Ехать надо на север, но не в Шотландию. Можешь считать комнату своей, но придется помочь навести в ней порядок. Ремонт вообще-то нужен во всем доме, чтобы там можно было жить.
Джамал помрачнел.
— Я не умею, — честно признался он.
— Не беспокойся, я тоже не умею. Вот и поучимся заодно, да?
Джамал попытался казаться безразличным, очевидно, считая, что радоваться в этой ситуации было бы не круто, но невольно расплылся в широченной улыбке.
Четыре недели.
Ему продолжают сниться кошмары. Его преследуют призраки.
К прежним добавились новые.
Смерти, увечья. Про себя он назвал это время сезоном похорон.
Четыре недели. Достаточно времени, чтобы осела пыль. Слишком мало, чтобы затянулись раны.
Тогда в кафе два человека погибли, шестеро получили ранения разной степени тяжести. И это если не добавлять в список погибших Молота, Алана Кинисайда и Майки Блэкмора, если считать раненых без Петы и Амара.
Колина и Кэролайн Хантли сразу же увезли в больницу. Голос в регистратуре называет их состояние мало что говорящим, безликим словом — «стабильное». Пока неизвестно, что грозит Колину Хантли за его действия против ирландских путешественников и другие преступные деяния, совершенные совместно с Кинисайдом. Но чем бы это для него ни обернулось, и его жизнь, и жизнь его дочери изменятся навсегда. Донован в этом не сомневался.
Пете и Амару уже на следующий день разрешили покинуть больницу и долечиваться дома. Донован их навестил и во время визита вдруг понял, что между ними за короткое время установилась тесная связь. Он был почти уверен, что теперь они будут часто видеться. Возможно, даже начнут вместе работать.
Несмотря на недавний успех, фирма Петы снова переживала тяжелые времена, поскольку в их отсутствие некому было заниматься делами.
Лондонский «Геральд» и полиция Нортумбрии объявили друг другу настоящую войну и буквально вцепились друг другу в глотки. И те и другие обвиняли в трагедии противоположную сторону. Ни те ни другие не желали отступать. Донован хорошо знал, что это не более чем треп, пыль в глаза, соревнование в том, кто кого перекричит, чтобы продемонстрировать публике, насколько серьезно каждая из сторон воспринимает случившееся. Опыт подсказывал, что публика устанет и от этой истории, переключив внимание на очередное из ряда вон выходящее событие, — на том все и закончится.