— Вы, творческие люди, — сказал он, к ее изумлению, — придаете слишком много значения эмоциям. Эмоции не помогают решать проблемы, предавать земле покойников и так далее. Любовь проявляется в делах, а не в словах.
Произнося эту тираду, он вздрагивал всем телом.
— Конечно, — сказала Александра. — И я вам благодарна.
Хэмиш сел в кресло Неда; он был одного роста с Недом, одного сложения.
— Я человек не особенно творческий, — сказала Александра. — Просто, когда я на сцене, моя обязанность — производить впечатление на публику. Нед — вот кто был настоящим творцом. В том-то и трагедия. Его жизнь оборвалась, прежде чем он показал миру все грани своего таланта! Знаете, он, помимо всего прочего, писал пьесу. Но он был к себе так строг, так самокритичен! Пьеса ему так тяжело давалась. А мое дело маленькое — щебетать реплики и порхать по подмосткам…
Но Хэмиш не слушал. Повернувшись к ней спиной, он уже перекладывал бумаги на столе. Александре пришло в голову, что Хэмиш, возможно, был о Неде не самого лестного мнения, точно так же как Нед — о Хэмише. Если Нед мог говорить: «Мой брат? Сухарь и зануда», то и Хэмиш мог говорить: «Мой брат? Ломака и склочник», и оба утверждения в тех кругах, где оба вращались, были одинаково весомы. Эта мысль потрясла ее до глубины души.
Хэмиш позвонил в похоронное бюро мистеру Лайтфуту и договорился, что церемония состоится в следующий понедельник и продлится один час, с одиннадцати до полудня. Пусть мистер Лайтфут поместит извещения в «Таймс» и местной газете. Текст Хэмиш составит сам. Также Хэмиш сообщил, когда сможет заехать, чтобы ознакомиться с ассортиментом гробов и обсудить финансовую сторону. Затем, созвонившись с доктором Мебиусом, Хэмиш отправился в Эддон-Гарни, чтобы забрать свидетельство о смерти Неда и зарегистрировать его, извинившись за опоздание, в муниципалитете. Попутно он заглянул в магазин канцтоваров, где имелся ксерокс, заказал копии свидетельства о смерти и заверил их у Шелдона Смайта, поверенного Неда. Во всем этом Хэмиш впоследствии отчитался Александре.
— Я не знала, что у Неда есть поверенный в Эддон-Гарни, тем более с таким именем. «Шелдон Смайт», ну и ну, — сказала Александра. — Поверю вам на слово.
Хэмиш сказал, что в своем завещании, которое теперь хранится у мистера Смайта, Нед назначил его, Хэмиша, своим душеприказчиком, что упрощает дело. Александра удивилась — ей смутно помнилось, что Нед и она составили завещания друг на друга, так называемые «взаимные», — супругам это разрешено — оставили все имущество друг другу, так зачем же душеприказчик?
Хэмиш сказал, что Шелдон Смайт, последние два года исполнявший обязанности поверенного Неда, обязательно разъяснит все странности. Хэмиш уже договорился о встрече с ним во вторник, на следующий день после похорон.
— Надеюсь, — добавил Хэмиш, — что к тому времени Александра несколько оправится от переживаний; ее присутствие необходимо.
Он поручил Александре составить полный список всех друзей и коллег, которые пожелали бы узнать о дате, часе и месте похорон. Время ограничено; пусть она немедленно начнет их обзванивать и, если сама не справится, попросит помощи у подруг. Круг общения у Неда был очень широкий; по сравнению с ним Хэмиш — чуть ли не отшельник.
Александра возразила, что и так уже доставила слишком много хлопот подругам, но Хэмиш сам позвонил Эбби, представился и изложил проблему. Эбби обещала все бросить и приехать вместе с парой студентов. Если Александра слишком подавлена, они справятся сами — просто возьмут записную книжку Неда и начнут обзванивать всех по алфавиту.
— Твой деверь — наглец и тиран, — сказала Эбби Александре, когда та открыла ей дверь. — Нед минус обаяние.
Александра сказала, что недостатки Хэмиша ее не волнуют. Его фамилия Лудд, он жив, он знает, что делает, — чего еще требовать в таких обстоятельствах?
— Дженни Линден на похороны приглашаем? — спросила Эбби.
— Что-о? — изумилась Александра. — Ты с ума сошла?
— Нет, это она с ума сошла, — уточнила Эбби. — Безопаснее ее пригласить, чем не приглашать. Она так и так заявится. Если ты ее пригласишь, она придет в благожелательном настроении. Не пригласишь — один Бог знает, что она натворит, чего наболтает. А ведь там будут журналисты.