— Остынь, приятель, — небрежно бросил через плечо сопровождающий его стражник. — Мы что, по-твоему, должны каждого встреченного на улице оборванца облизывать? Старик выглядел как бездомный бродяга, как с бродягой с ним и обошлись, согласно приказам градоначальства. Разносчики заразы нам в городе накануне Страстного бдения не нужны.
Низкий и узкий коридор наконец-то закончился. Стражник принялся возиться с ключами, отпирая насквозь проржавевший замок.
Дицуда подавил острое желание зажать нос, когда с чудовищным скрипом дверь темницы распахнулась, выпустив наружу давно застоявшийся воздух. Да уж, нечего удивляться, что чума следует в княжестве за чумой: сколько людей ежедневно проходят через такие рассадники паразитов? Посидел в подвальчике пару дней до выяснения обстоятельств или «для профилактики», и заразил весь квартал букетом несовместимых с жизнью заболеваний. Фу, мерзость.
Стражник словно прочёл его мысли. Мерзавец гнусно улыбнулся кривыми зубами, вернее, частью оставшихся жёлтых зубов, жестом приглашая Дицуду войти в помещение:
— Ну, который из них твой несчастный, обиженный ясновидец?
Стараясь не обращать внимания на явную издёвку в голосе стражника, Дицуда осторожно вошёл в камеру к заключённым. Сопровождавший его страж порядка остался стоять в дверном проходе, удосужившись лишь немного осветить подвал едва тлеющим факелом. Что ж, его нежелание лишний раз заходить в плохо проветриваемое помещение было вполне обоснованным. Гниющие тела и лохмотья скученных в небольшой комнатке узников не могли не вызывать отвращения.
Отыскать в полутьме нужного человека оказалось, как быстро понял Дицуда, не столь тривиальной задачей. Бродяги, нищие, оборванцы — у этой категории граждан много не самых ласковых эпитетов, но у всех них есть кое-что общее. Эти полулюди-полуживотные кажутся со стороны совершенно одинаковой серой массой.
— Машиар. Мне нужен Машиар Йот, — борясь с кашлем, постарался громко произнести имя ясновидца Дицуда. — Машиар…
Голодранцы мрачно супились, но молчали. Как бы ни ослабла за последние годы власть инквизиции, но угодить в лапы блюстителям божественного правосудия никому не хотелось, ибо пытать Плеть Господня умела на совесть. Лучше умереть от голода и болезней, чем на столе истязателя, вытягивающего своими страшными инструментами нужные власти слова, жизненную силу и дух.
— Эй, Йот! Кажется, по твою душу пришли, — нарушил тягостную тишину писклявый голос. — Йот! Ты ещё живой, Йот?
Один из оборванцев тормошил за плечо привалившееся к стене тело, закутанное с головы до ног в серую хламиду, практически сливающуюся с окружающей темнотой. Лицо мужчины было скрыто низко надвинутым капюшоном, поэтому неудивительно, что Дицуда не заметил характерный признак искомого человека.
Юный инквизитор подошёл ближе. Резче, чем ему самому бы хотелось, сдёрнул с лица без вины виновного узника капюшон. Ошибки быть не могло. Перед ним находился прославленный ясновидец.
Машиар дёрнулся, приходя в себя то ли после сна, то ли какого-то глубокого транса. Лицо повернулось в сторону зависшего над ним инквизитора.
Дицуда с облегчением выдохнул: ясновидец был жив, несмотря на все злоключения. Зачем-то глядя на давно заросшие кожей пустые глазницы предсказателя, будто эти провалы в черепе на самом деле могли его видеть, юноша официально представился грязному человеку:
— Дицуда Искарод, инквизитор седьмого ранга. Я пришёл, чтобы сопроводить вас…
— Знаю, — вяло махнул ему рукой ясновидец, морщась, словно звонкий голосок молодого инквизитора резал его чуткий слух. — Знаю, юноша. Но не потому, что я такой всевидящий, проницательный. Всего лишь богатый жизненный опыт, подсказывающий, что я опять кому-то понадобился. Впрочем, эта востребованность, как правило, длится недолго. Мало кому нравится будущее, которое я предсказываю.
— Великий магистр… — хотел было возразить ссутуленному мужчине Дицуда, но передумал. Не его, в конце концов, дело, нравятся кому или нет реалистичные предсказания. А вот что касается лично его, то верховному инквизитору точно не понравится даже малейшее промедление. Следовало доставить чудом найденного ясновидца к руководству, а не философствовать о неблагодарности власть имущих.
— Позвольте, я помогу вам подняться, — отбросив всякую брезгливость, Дицуда помог старику встать на ноги.