Главная проблема — для меня, не для него — заключалась в том, что очень уж запали мне в душу эти глаза и их обладатель.
Тот человек, что прямо в это время пробивался сквозь толпу, чтобы догнать меня.
Когда он коснулся моей руки, я вся будто воспламенилась, я почувствовала себя загнанной зверушкой, попавшей в капкан. Я смотрела на свою руку в его руке и ощущала себя героиней пьесы абсурда, которая, несмотря на видимую романтику, всё же имела лёгкий привкус драматизма. «Всё чудесатее и чудесатее», — сказала бы Алиса.
— Привет, качок! — Выдохнула я.
По лицу Влада расползлась умиротворенная улыбка. Моё сердце на мгновение замерло, прежде чем заспешить с новой силой. Дело дрянь!
— Привет, Ромашка! — Влад переплёл наши пальцы, — подожди меня? Мне нужно двадцать, нет, десять минут на сборы.
Я изо всех сил пыталась сдержать улыбку, но выражение лица парня сводило все попытки на нет.
— Пожалуйста, — пропел он и повёл меня вниз, к рингу.
Чувствуя себя безвольной мармеладкой, я пошла за ним.
ОН
Все эти дни я не мог сосредоточиться; осознание того, что я мог никогда больше не встретить Машу, угнетало. Я рвал и метал. Володя не желал находиться поблизости. Я чуть не разнёс свой дом. Тот самый, который собирался показать риэлтору. Мне приходилось выставить его на продажу.
Боже, я просто не имею права думать о Маше. Прошу, забери эти мысли из моей отбитой головы. Я чувствую потребность в ежедневной порции своей Маши — девушки, на которую не имею никакого права. Но глядя на неё, ощущая её рядом, я уже изначально знаю, что проиграл эту битву задолго до её начала. Меня тянет к ней, как к магниту, я могу быть сломленным от этих чувств. Возможно, если я буду держаться от неё так далеко и долго, покуда смогу быть ей просто другом, возможно — лишь на мгновение представляю я — как всё удачно сложится. И тут же одергиваю себя: всё может сложиться удачно только в том случае, если крайне неудачно сложится в другом. Но проиграю я при любом исходе!
Все эти дни я не тренировался, не был достаточно сосредоточен и мог быть разгромлен без особых усилий со стороны соперника — в конечном итоге моя слабина будет стоить мне приличной копеечки!
Мой сегодняшний противник, Медведь, был силён, раза в полтора-два крупнее меня, ещё и наглым засранцем. Во время приветствия он шепнул мне, что я самоубийца. Не знаю, что он слышал обо мне ранее, но сегодня я вполне могу оправдать это определение.
Силы покинули моё тело. В мою голову нескончаемым потоком лились мысли, что это всё напрасно. Если я в итоге всё равно упущу свою жизнь, Свету и Машу, то зачем, ради чего мне драться?
Пропуская очередной удар, я бегло осмотрел ряды и увидел там её: бледная, напуганная, словно ангел мщения или ангел смерти, Маша стояла и не сводила с меня своих прекрасных глаз.
Мне улыбнулась удача. Я не мог её упустить.
Прямо сейчас, здесь, посреди шумной толпы, в центре пыльного боксёрского ринга огромный груз последних дней свалился с моих плеч, а сердце забилось с новой, яростной силой. Мне хотелось петь, но вместо этого я делал то, к чему привык больше — защита, защита, нападение. Защита, нападение, защита. Нападение, нападение, нокаут.
Мне не хватало терпения увидеть, почувствовать Машу. Я был уверен, что не отпущу её, пока не узнаю номера телефона или домашнего адреса. Всё, что угодно, лишь бы суметь найти её, лишь бы снова не терять.
Едва дождавшись объявления меня победителем, я выпрыгнул с ринга и стал догонять её. Не знаю, что было написано на моем лице, но люди расступались. И наконец я настиг её! Каждая моя клеточка тянулась заключить её в объятия, смешаться, потеряться в её частицах, но это противоречило заключённому с собственной совестью пари. Мы сможем справиться, если не сотрём границу физической близости. Мы можем быть друзьями, ведь так?
Я ощущал её радость от нашей встречи, как свою собственную. Казалось, даже Володя был действительно рад её возвращению.
— Дай-ка угадаю, — хохотнул он, — она пришла?
— Да, поэтому я в душ и убегаю.
— Давай!
Эйфория нашей встречи не гасла. Мы куролесили по Москве всю ночь. Абсолютно бессистемно и хаотично. Совершали наскоки на кафе, гуляли по набережным и паркам, говоря без умолку. Маша смеялась, а я не мог отвести от неё глаз. Чувствуя себя предателем по отношению к ним обеим, я не мог заставить себя заговорить о единственной действительно важной теме. Не хотел приближать грёбанную неизбежность. Всё во мне скручивалось в узел от мысли, что я потеряю Машку. И я никак не мог придумать, как этого избежать.