– Я сейчас тебе башку расколю, – произношу угрюмо.
Срываюсь с места.
– Андрей! – летит мне в спину, – Погоди! Нам недолго осталось…. Дай доиграть.
Я оборачиваюсь, на ходу показываю ему средний палец, и мчусь дальше. Хрен я буду еще чего-то ждать. И пошел он к черту со своими играми, из-за которых я чуть умом не тронулся.
Мне Верка здесь и сейчас нужна.
Как я доезжаю до ее дома и умудряюсь не размотать себя в хлам на каком-нибудь повороте – не понятно. У меня перед глазами просто кровавая пелена и черти с вилами скачут. Разрываюсь между желанием вернуться и добить брата и стремлением добраться до Верки.
Зараза какая! Видела же, что меня плющит, сама изнывала и молчала в тряпочку. Партизанка хренова.
Нет, я могу понять дружбу, клятвы и обещания, но блин…
Прибью.
Бросаю машину у ее подъезда и выскакиваю на улицу. Бедному домофону достается по полной, когда не с первого раза попадаю по нужным кнопкам. Специально что ли? Чтобы меня еще больше выбесить?
– Да? – несется из динамика, а где-то на заднем плане музыка играет.
– Это я! – рявкаю.
– Кто я?
– Вер-р-р-ра…
Ее имя очень удобно рычать.
– Андрей Валентинович, вы что ли? – голос моментально становится натянутым.
– Ага. Открывай.
– А что…
– Открывай, – с нажимом.
Она слушается и жмет на кнопку. Я тут же врываюсь в подъезд и, игнорируя лифт, взлетаю на ее этаж.
Дверь приоткрыта, в проеме торчит взъерошенная Веркина голова. В глазах недоумение, и вроде как даже страх.
– Андрей…
Я бесцеремонно оттесняю ее в сторону, и захожу внутрь.
От такой наглости она теряется, но мне плевать. Скромным был? Был. Вежливым был? Был. Терпеливым? О, да-а-а. Мне памятник за терпение можно поставить и медаль выдать «Терпила года».
Не дожидаясь, когда гостеприимная хозяйка придет в себя, прохожу в комнату. Она тихо идет следом, как прибитая током мышь.
– У тебя …это…бровь разбита.
– Супер, – расстегиваю рубашку.
Вера моргает, открывает рот, закрывает рот. Потом нервно сглатывает:
– И под глазом фингал будет.
– Отлично, – не глядя бросаю рубашку куда-то в сторону. Берусь за ремень на джинсах.
Тут Верочка не выдерживает.
– Андрей! Ты чего творишь?
– Не видно, что ли? Раздеваюсь.
– Зачем?
– Собираюсь хорошенько тебя оттрахать.
Надо видеть эти глазищи, которые становятся просто огромными.
– Ммм, – мычит, пытаясь выдавить из себе хоть что-то.
Мне смешно. Но я еще злой, поэтому грозно на нее надвигаюсь.
– Что стоишь? Трусы снимай.
– Ты совсем с ума сошел! – Верка возмущенно визжит и отскакивает в сторону, —Сбрендил, да?
– Да, – не отрицаю. Продолжаю приближаться до тех пор, пока она не оказывается зажатой у стены.
– Что ты себе позволяешь? – упирается в мне в грудь, пытаясь удержать на расстоянии. А ручонки-то тоненькие, трясутся.
– Ничего такого, чего бы ты сама не хотела.
– Андрей! – выпускает когти, – ты забыл кто я?
Опираюсь кулаками на стену, по обе стороны от ее разрумяненной физиономии, склоняюсь ниже и доверительно спрашиваю:
– Дай угадаю…Подставная невеста брата?
Верка испуганно замирает. Вроде бы даже не дышит.
– Матвей мне все рассказал.
– В смысле рассказал?
– В прямом. И про работу, и про стейки, и про представление для моей маменьки. И про ваше планируемое осеннее расставание.
Она нервно сглатывает:
– То есть ты в курсе всего…
С ухмылкой белой акулы киваю.
– И?
– И пошли он на хрен со своим представлением. Шоу окончено.
Верочка медленно выдыхает, потом поднимает глаза к потолку и, обращаясь к кому-то наверху, отчетливо произносит:
– Спасибо.
…А потом начинает проворно стягивать с себя трусы.
– Ну что встал? Особое приглашение надо?
Обожаю.
И вот мы стоим друг напротив друга, второпях пытаясь избавиться от одежды. Неуклюжие, как два бегемота. Я стаскиваю джинсы, путаюсь в штанине, прыгаю на одной ноге и в результате втыкаюсь башкой в стену. Искры из глаз.
Верка тем временем пуляет свои трусы, и они улетают на люстру. Следом стаскивает с себя простое домашнее платье, оставаясь в чем мать родила.
У меня аж кадык до самого подбородка подскакивает.
Голая! Моя! Охренеть.
Джины все-таки побеждаю. Остаюсь в носках. Причем в разных. С утра не обратил внимания, что один серый высокий, другой в полоску и едва дотягивает до щиколотки.