Еле как выворачиваюсь и вырубаю его. Взгляд сам находит Богданову. Глаза на лоб лезут, ведь рядом с ней стоит сорока. Часто дышит. Разрез на платье резко увеличился. Локоны растрепались. В руке любимый стимп-панк. Если бы не разбитый нос, то мог бы посмеяться. Вместо этого хмурюсь и подхожу к Маруське. Глаза шальные у нее. Бегают туда-сюда. Нервничает.
— Девчонка твоя, просто отпад, Орлов.
Опережает меня с началом разговора. Вижу, как кривится сорока, поэтому киваю на тачку. Отмахивается от меня, когда хочу помочь дойти. Двое остаются лежать лицами около гаражей. Стоит только сесть за руль и выехать со двора, как меня накрывает.
— Какого черта, малая?! Кто эти ребята?! Что ты делаешь в этом районе так поздно?!
— А-а-а… — Только и протягивает с заднего сиденья. — Так получилось.
— Так получилось?! А если бы они тебя…
— Ну не сделали же ничего.
— Не сделали ничего, — останавливаюсь около обочины и открываю дерь, чтобы набрать в руку снега, — может, брату твоему сказать, что ты творишь, а?
Прикладываю холодный комок к носу и издаю блаженный стон. В любой драке, которая когда-либо у меня была, страдает нос. Какое-то проклятье… Кости в знак протеста скоро перестанут срастаться.
— Только не Лехе, — Маруська сводит ладни вместе в молитвенном жесте и качает головой, — он меня прибьет. Я просто не сошлась во мнении с одной из новых одноклассниц, а они, знаешь, — Богданова посматривает на сороку, а потом на меня, — не из простых людей.
— Проблемы в твоей мажористой школе, значит. — Кидаю комок на бордюр и беру другой. — Разберемся. Ты точно в порядке?
Скромная молчит и слушает каждое наше слово. Странно. Притихла. Совсем на нее не похоже. Вечер парадоксов.
— Да.
— Отлично. Детки уже спать должны.
Выкидываю снег и хлопаю дверью. Денек выдался тяжелый. Голова лопается от возникших передо мной проблем. До дома Маруськи едем в полнейшей тишине. Только я иногда шмыгаю пострадавшим носом.
— Спасибо, Саш.
Бросает Богданова, смотря на меня щенячьим взглядом. Всегда им пользуется, если накосячила.
— Иди уже, малая.
Усмехаюсь, а Маруська широко улыбается. Слежу, как она скрывается в подъезде, и смотрю на сороку. Задумалась. Сжала пальцами платье.
— Тебя куда, принцесса?
— Туда же.
— Передумала разговаривать?
— Думаю, сейчас это не уместно.
На меня не смотрит. Четко вперед. Перед собой. От этого в душе еще гаже становится.
— Ладно.
Жму плечами. Играть равнодушие до чертиков сложно, но и упертость Скромной доводит до ручки. Еду к тому зданию, где постоянно ее забираю. Жду едкой реплики, но она молча выбирается из тачки и идет вперед, прихрамывая. От злости бью по рулю и смотрю ей вслед. Сорока замедляет ход. Останавливается, пока я прищуриваюсь, не понимая, что происходит, а потом Скромная просто оседает на припорошенный снегом асфальт, заставляя меня резко сорваться с места.
Глава 47
Вариантов не так много. Прокручиваю все возможные в голове, но останавливаюсь на том, который поможет мне определиться с отношением к сороке. Она бахнулась на асфальт и не приходила в себя. Дышала, конечно, размеренно, и это успокаивало, но в себя не приходила.
Можно было ватку с нашатырем дать понюхать, только вместо этого я медлил. Смотрел на нее и не знал, как поступить. Муки совести, наверное, самые болезненные, если она у тебя есть, и судя по всему, у меня она была. Рвала когтями душу и не давала мыслить рационально.
От тяжких раздумий отвлек звонок на телефон, и чтобы не разбудить спящую красавицу, пришлось выбраться из машины.
— Мы с отцом за город уезжаем, и раз ты обзавелся девушкой, с которой сейчас проводишь время, то тебя не приглашаем. Придется подмазываться к Заурову с другой стороны. — Поучительный мамин голос врывается в сознание, кроша его на мелчкие частички и вызывая шумных вдох. — Но… — Мама цокает и сбавляет обороты, наверняка прикладывая усилия для очередного словесного выброса. — Это даже к лучшему.
— Неужели? Перед Зауровыми ты не удосужилась погладить меня по головке.