— Думаешь, ко мне можно так просто вернуться?
— Я думаю, ты сама была бы рада меня вернуть.
Настя нарочито засмеялась.
— Действительно! Кто ещё будет меня так смешить?
«И терпеть», — мысленно добавил Андрей, а вслух произнёс:
— Я надеюсь, они не заряжены?
— Ну почему же? Одно почищено и уже заряжено.
— Какое? — заинтересовался Андрей.
— Не скажу. — Настя с опасной беспечностью вертела в руках перламутровый пистолет с позолоченным стволом. — Ты меня правда сильно обидел…
Старинный пистолет пугал Андрея и в то же время завораживал — невольно, наперекор страху он любовался его изящной красотой. Настей он любоваться не мог, просто боялся. Хордин инстинктивно чувствовал, что попытка обезоружить девушку вряд ли поспособствует их примирению, и спросил:
— Что, застрелишь?
— Зачем стрелять? Ещё порох на тебя переводить… Прикладом зашибу.
Это очень ободряло. Андрей заметно осмелел:
— Ты меня простишь?
Настя оставила оружие в покое, чтобы сказать:
— Вот что, Хордин. Я приму тебя обратно, но с испытательным сроком — три месяца.
«Надо как можно скорее найти пистолет, иначе за три месяца я сойду с ума», — грустно подумалось Хордину.
— Настюша, я не подведу.
Слишком много холода, особенно без Аси. Его бесприютной душе требовалось хоть немного тепла. Под вечер он без всякой надежды позвонил Кате. Разговор не клеился. Катя была подозрительна и печальна:
— Андрей, в чём дело? В твою жизнь вернулся Волкодав?
— Да, мы с Настей снова вместе, — вынужденно признался тот.
— И снова для галочки?
— Нет, для отношений.
— А-а… А я уж было подумала, для любви.
Следующий день Хордин провёл у близняшек.
— Ну как? Попал под амнистию? — весело спросила Ася, вернувшись из универа.
— Меня взяли с испытательным сроком, — сказал Андрей.
— А что ты делаешь?
— Не видишь? Посуду мою.
— Это я вижу, только зачем? Тебя что, на исправительные работы послали?
— Отбываю наказание за Восьмое марта.
Из комнаты нежно-угрожающе донеслось:
— Андрюш, когда закончишь, пройдись, пожалуйста, с пылесосом!
Ася многозначительно засмеялась, после чего взяла из холодильника йогурт.
— Хотела спошлить, но ладно, промолчу…
«Теперь это только игра, чистая абстракция, глупый спектакль, где мне случайно досталась главная роль», — подумал Андрей. На ум пришли слова из песни: Living is easy with eyes closed, misunderstanding all you see.[67]
— Асют, есть будешь? Или ты на диете?
— Ты что, и обед приготовил?
— Ну да, — стушевался Хордин.
— Андрей, ты меня просто совращаешь… — Асины пальцы пробежали по его спине.
Тот чуть кастрюлю не выронил.
«Я так никогда пистолет не найду».
—Толчёнку будешь? — надтреснутым голосом спросил Андрей.
— Чего?
— Пюре картофельное.
— А-а. Тогда тащи. — Ася села за стол. — Я вообще в еде непохотлива.
— В смысле, неприхотлива?
— В смысле, жрать давай.
В кухню ворвалась Настя и выдала сокрушительное:
— Сама себе накладывай!
— И тебе привет.
— Аська, мне было бы крайне приятно, если бы ты не ошивалась возле моего молодого человека!
— О-о, как завелась, — оценила Ася.
— Когда ты потеряла паспорт, то временно пользовалась моим. Я, когда свой найти не могу, твой паспорт заимствую. Но его, — Настя ткнула пальцем в сторону мирно мывшего посуду Хордина, — не отдам! У нас с тобой и так слишком много общего.
— Успокойся, мы с Андрюшей только друзья. Правда, Андрюш? — спросила Ася, слизывая с ложки йогурт.
— Да, мы друзья, — неуверенно ответил Хордин.
— Между прочим, это я подбила его к тебе вернуться.
Настя застыла с удивлённо-презрительным лицом. Пока не случилось сестроубийства, Андрей поспешил вмешаться:
— Меня никто не подбивал, я сам хотел, но боялся. Она меня просто подтолкнула.
— Смотри, как бы она тебя на что другое не подтолкнула, — мрачно сказала Настя.
— «Придите ко мне, все труждающиеся и обременённые, и я успокою вас…»[68] — отозвалась Ася.
Настя сердито цокнула языком — с притягательностью своей ненавистной сестры она бороться не могла.
— Я надеюсь, конфликт исчерпан? — подал голос Андрей.
— Как бы не так? Хордин, почему раковина грязная? — придралась Настя.
— Ну значит, такова её судьба.
— Бедный Андрюша, — с насмешкой заметила Ася, — хотел стать мужчиной, а сделали Золушкой.
— Я не жалуюсь, — буркнул Хордин.
— Настька, смотри, до чего ты парня довела. Если у вас когда-нибудь родится ребёнок, я позвоню в Ватикан и сообщу о случае непорочного зачатия.
— Зато ты у нас шибко порочная, — парировала та.
— Ой, Насть, жизнь такая страшная, что только и остаётся, что сексом заниматься…
— Испортиться и распуститься — это значит не уметь или не хотеть сопротивляться грязи, — жёстко отбила Настя. — Своими пороками хвалиться не стоит. Это не опыт, это слабость. Испортиться легко, не изменить себе куда труднее.
— Ага… Ну, раз ты у нас тут такую борьбу за чистоту развела, может, хоть окна по пути помоешь? Твоя очередь, кстати.
Настя помрачнела ещё больше.
— Ненавижу мыть окна.
— Это точно, — хитро улыбнулась Ася.
— А что такое? — Андрею было неинтересно, но он радовался, что сёстры ушли от неприятной темы.
— Когда я в последний раз мыла окна, это очень плохо кончилось, — сказала Настя. — Было утро, к вечеру мы ждали родственников и очень торопились навести порядок. Я мыла окна, а Аська всё время кричала: «Ты там жива? Может, тебя подержать? А то ещё свалишься…»