Артисты старались выступить в начале концерта, а концерт называли «палка», чтобы успеть на другой, а потом на третий концерты. В общем, за кулисами шла страшная возня, а порой возникала и ругань. У нас в Москонцерте был один тихий старенький еврей аккомпаниатор. Фамилию его я забыла, но помню, что все его называли «7.40» — «семь сорок», а все потому, что если концерт начинался в семь часов, то в семь сорок, как правило, он уже был свободен и спешил на другой концерт.
Говорят, что дом, в котором размещалась дирекция Москонцерта до войны или даже раньше обозначался красным фонарем. Те, кто определил это помещение под Москонцерт, явно не ошиблись! Ну я, конечно, шучу, а в общем веселая была обстановка. Помнится вот такой случай.
В Казани, столице Татарии, отмечался праздник республики. Съехалось много народу, в праздничном концерте должно было принять участие огромное количество артистов Москонцерта, а также местной художественной самодеятельности. Праздник проходил в большом концертном зале, где в боковой ложе сидели члены местного правительства. В этом концерте или, правильнее будет сказать, этот концерт должен был вести известный конферансье Олег Милявский, но, к сожалению, он задержался где-то в другом городе, и вместо него послали другого конферансье, который вышел на сцену и сказал приблизительно такие слова: «Дорогие друзья, я рад, что сегодня в такой праздник нахожусь в этом зале. К сожалению, мой коллега Олег Милявский не смог приехать, и меня попросили заменить его, но, как говорится в старой поговорке, «Незваный гость, хуже тата…», и, обалдев сам от того, что сказал, стал как-то выпутываться, но на следующий день он был отправлен в Москву.
Или смешной случай, который произошел с артистом Сашей Лонгиным. В Пензе на стадионе проходил праздник, в котором также участвовало много артистов Москонцерта. Саша вышел на сцену и зарапортовался: «Здравствуйте, дорогие пензюки и пензюшки!» — сказал он.
Вернувшись в Москонцерт и проходя как-то по коридору, я столкнулась нос к носу с известным артистом Борисом Бруновым. «Вот вы-то мне как раз и нужны, Нина, — сказал он. — У меня гастрольная поездка в Ленинград с группой артистов. Поедете?»
Так началась моя работа с Борисом Бруновым, с которым было чрезвычайно интересно не только работать, но и просто находиться рядом. Умный, находчивый, остроумный и жизнеприспособленный артист, с которым я себя чувствовала как за каменной стеной. Я стала выступать на лучших площадках Москвы — это и концертный зал «Россия», и Кремлевский Дворец съездов, а также Кремлевский театр, Колонный зал Дома союзов и т. д., и т. п., — в которых выступали лучшие артисты страны, и для меня, как для молодой певицы, это было огромной честью выступать с ними в одном концерте. За кулисами все те же шутки, анекдоты и, конечно, не обходилось без того, чтобы кто-то над кем-то зло не пошутил. Но ведь так уж устроен артистический мир, и порой эти, даже, казалось бы, злые шутки шли от сердца того, кто их говорил. Их все называли хохмами. Однажды Арнольд Дудник, известный юморист и пародист, разозлившись на певицу Гелену Великанову, сказал о ней так: «Гелька поет, как будто ссыт на жестянку!» Говорят, что, узнав об этом, Гелена Марцеловна долго не могла простить Дуднику такого афоризма в ее адрес.
В Москонцерте работала одна пара кукловодов — муж и жена, Дивов и Степанова, — потрясающие мастера своего дела. Куклы в их руках становились буквально живыми, и публика просто обожала их выступления. У них было много разных номеров, но основной, который мне тогда запомнился, — номер с огромной куклой, которая была молодым парнем, стилягой и лентяем. Дивов стоял сзади куклы, напевая в микрофон куплеты, делал всевозможные движения, что создавало полное ощущение того, что перед тобой живой персонаж. Куплеты были очень смешными, в них пелось о том, как этот ленивый парень не хочет работать. Я запомнила припев из этих куплетов.
Номер этот был особенно любим публикой и пользовался огромным успехом.
Дивов воевал на фронте, был контужен, и одна половина лица у него была перекошена. Тот, кто его не знал и видел впервые, мог подумать, что он просто дразнится, что и произошло однажды со мной. Увидев его в первый раз за кулисами, я чуть было не скривила ему гримасу, но что-то вовремя меня остановило. Осторожно я поинтересовалась об артисте у Брунова, и он рассказал мне о Дивове.
Однажды я спросила у Брунова: «Где Людмила Зыкина заказывала себе такую бижутерию?» На что Брунов ответил: «Что вы, Ниночка! Людмила Георгиевна бижутерию не носит. У нее все цацки натуральные». — «И что, такого размера?» — не унималась я. «Милая, Зыкина шутить не любит», — отвечал Брунов.
Как-то он попытался за мной поухаживать, накрыл стол и пригласил еще троих своих музыкантов. Они-то, музыканты, обо всем мне и сказали. Для них означало многое то, что Брунов впервые накрыл и для них стол. Но вскоре ситуация изменилась. Увидев, что я была совсем девчонкой по всем параметрам, он стал относиться ко мне по-отцовски, чему я была очень рада и за что благодарна ему. Однажды он обнял меня, прохаживаясь со мной за кулисами во время концерта. Увидев нас в обнимку, Кобзон, шедший нам навстречу, громко спросил: «Ну что, живете?» Брунов побелел от этой фразы и поспешил дать Иосифу нравоучительный ответ: «Ёся, как тебе не стыдно? Ведь она совсем молоденькая девочка». Через несколько минут Иосиф подошел ко мне и стал извиняться, ну а я никогда долго зла или обиды не держала ни на кого, за редким исключением.
Я всегда считала себя другом своих коллег, в меру отзывчивым человеком, готовым прийти на помощь тому, кто нуждался, и никогда не искала для себя никакой выгоды. Помню, как во время телевизионных концертов с оркестром Карамышева «Песня-66» ко мне подошла одна молодая женщина, участвовавшая в той же передаче. В разговоре с ней я почувствовала, что она желает со мной подружиться. Мы стали общаться ближе, я узнала, что у нее есть ребенок и муж, с которым она намеревалась расстаться, а сама хотела остаться жить в Москве. Она попросила меня познакомить ее с кем-нибудь на радио, что я и сделала, приведя ее в редакцию «Доброе утро» и попросив моих друзей Бориса Вейц-Савельева и Рому Гуцинока оказать ей возможную помощь. Они пообещали мне это сделать, и вскоре голос моей новой подруги зазвучал не только в «Добром утре», но и в других радиопередачах. В отличие от меня подруга оказалась очень проворной, и там, где подадут одну руку, она прихватит и вторую. Она попросила меня быть свидетелем во время ее бракосочетания, на что я охотно согласилась, порадовавшись за нее, а потом дела у нее пошли очень хорошо и она забыла номер моего телефона. Спустя какое-то время я встречаю человека, за которого она вышла замуж и на регистрации брака с которым свидетелем была я. То, что он мне сказал, было не из приятных и неожиданным для меня: «Нина, подруга твоя, меня жестоко обманула, не я ей был нужен, а мои московская квартира и прописка». Что ж, и такое бывает в жизни. Услышишь хорошую песню «Тополя», приятный голос и поверишь человеку.
В то время я много песен записывала на радио в разных редакциях, к фильмам и на пластинках; правда, в самом начале моего творческого пути на фирме «Мелодия» меня воспринимали с трудом. «Деточка, сходите к врачу-ларингологу. У вас нездоровые голосовые связки» — так говорила мне тогда музыкальный редактор фирмы «Мелодия» Анна Николаевна Качалова, с которой впоследствии мы стали хорошими друзьями. Не могу не вспомнить добрым словом работавшего там же прекрасного человека и друга Владимира Рыжикова. Все они делали мою жизнь лучше, особенно тогда, когда много лет, а точнее девять, для меня были фактически закрыты радио и телевидение. Выпуская диски с моими песнями, они поддерживали необходимый уровень моей популярности на маркете в те годы. Огромное им спасибо!
Я уже говорила о том, что мне приходилось петь всюду, но вот туда, куда меня однажды пригласили, — было впервые, и был это кукольный театр С. Образцова. Мне надо было записать джазовую импровизацию минут эдак на пять-семь. Там же был и инструментальный ансамбль, с музыкантами которого я еще работала в «ВИО-66» Ю. Саульского, — это талантливый молодой пианист Игорь Бриль, саксофонист Алексей Козлов, барабанщик Володя Журавский. К сожалению, вскоре самолет, в котором Журавский летел на гастроли с очень известным в те годы пародистом Виктором Чистяковым, потерпел катастрофу, и они разбились. Это была настоящая трагедия для всего Москонцерта, для всех, кто их любил и знал.