Нашёлся даже такой человек, который посчитал, что Таясу сможет стать его защитником. И он к тому моменту настолько поверил в себя, что даже согласился принять Фууту у них дома, не сумев отказать мальчику, всем своим видом выражавшему надежду. Надо было сразу догадаться, что из этого не выйдет ничего хорошего! Савада оказался таким неудачником, что не просто не смог защитить Фууту, а сам стал причиной, по которой на него напали. И напал кто-то пострашнее тех мафиози, это уж Таясу понял.
Он ведь совсем не похож на Хибари, который мог бы в одиночку выйти против всего своего Дисциплинарного комитета, он и с одним бы из его членов справился бы только с помощью Пули Реборна. А кто-то вылавливал и избивал далеко не слабых бойцов, избивал почти до смерти, не стесняясь вмешивать гражданских, как их называл репетитор. А уж когда Таясу узнал, что и Глава Дисциплинарного комитета из Кокуё не вернулся, стало ещё страшнее. Потому что в его глазах Хибари был непобедимым, и представлять того, кто мог бы оказаться сильнее, не хотелось. А сталкиваться с этим человеком не хотелось тем более.
Только Таясу опять никто не спрашивал. Реборн принёс приказ от Девятого, не оставляющий ему ни шанса. На прямой вопрос ученика, что будет, если он всё же откажется, киллер ответил: «Тогда я буду должен выстрелить. Не Пулей Посмертной Воли, как обычно. По-настоящему. Потому что, хочешь ты этого или нет, ты уже в мафии. А приказы босса, которым для тебя по ряду причин пока является Ноно, не обсуждаются».
Таким образом, у Таясу был выбор: попытаться справиться с Рокудо Мукуро или с репетитором (ха-ха!). Оба пути вели, казалось, к неминуемой гибели, но натренированный Реборном, ощутивший вкус к жизни, Таясу вдруг захотел хотя бы попытаться начать сражаться за свою жизнь. Рокудо Мукуро он мог ещё каким-нибудь чудом победить, как это уже случалось в те разы, когда Таясу готовился к мучительной смерти. А вот в то, что Реборн промахнётся или что от него удастся скрыться, Таясу не верил.
Нельзя сказать, что от этого он стал меньше бояться. Но, приняв решение, он всё же нашёл в себе силы (местами благодаря мотивирующим пинкам репетитора) и отправился в Кокуё – туда, где, по словам Рёхея, находились те, с кем ему нужно будет справиться.
К безграничному счастью Таясу, Гокудера отказался оставить его одного. За Хаято и Реборном пошла и Бьянки. А ещё Реборн каким-то образом убедил пойти с ними хмурящегося Такеши. Вот уж кого Таясу не хотел бы тянуть в мафию! С одноклассником было здорово, но по-настоящему близких отношений у них с Ямамото не было. А подставлять его так же, как подставили самого Таясу, не хотелось.
Но на робкую попытку отговорить обычно беспечный бейсболист не обратил внимания. И знакомая легкомысленная улыбка почему-то не скрыла, а только заметнее сделала серьёзный, острый взгляд. Такеши с интересом осмотрел предложенную Реборном биту, взвесив в руке, и всю дорогу до Кокуё молчал, иногда поглядывая на телефон. Один раз только оговорился, что кто-то будет недоволен, и Таясу задумался – кто. Почему-то казалось, что речь шла не об отце.
Раньше Кокуё был парком, оставшимся в памяти маленького Таясу каким-то оплотом сказочности и радости. Теперь его можно было называть парком ужаса. Никогда ещё Савада не испытывал столько страха, никогда даже не знал, что этот страх бывает разных видов: за себя, за Ямамото, за Гокудеру, за Бьянки. За Хару и Киоко, здоровьем и жизнью которых шантажировал их мерзкий Птичник. Удивило только, что тот не нашёл маму или Тсуну для этих целей. Как хорошо, что взрослые версии Ламбо с И-Пин и доктор Шамал защитили их! И когда они пошли дальше, оставив за собой избитого Птичника, а Бьянки на секунду отстала, прихватив с собой нож, которым Таясу предлагалось убить себя, Савада просто сделал вид, что всё так и нужно, не испытывая угрызений совести.
А потом и вовсе стало не до того: фальшивый Рокудо Мукуро оказался очень несчастным человеком, но именно он поспособствовал тому, что Такеши так и остался лежать без сознания. Тащить Ямамото с собой было нерационально и опасно для него же, и, чувствуя вину, Таясу оставил его, мысленно поклявшись, что постарается разобраться с врагом побыстрее. Впервые к его страху примешивалась такая ненависть. Он действительно хотел избавить мир от существования Рокудо Мукуро. Если бы это ещё можно было сделать без прямого участия самого Таясу…
Следующим пришлось оставить Гокудеру – задерживать того самого типа, из-за которого Хаято уже пострадал. Очередной укол вины, и напоминание Реборна, что чем быстрее они справятся с Мукуро, тем быстрее помогут остальным. Таясу чувствовал себя бесполезным и испуганным. Да, он сумел справиться с Ланчией… Но не столько силой, сколько словами. А у Реборна больше не было Пуль Посмертной Воли.
И когда Фуута вонзил в живот Бьянки трезубец, а сидящий на диванчике парень, встретившийся с Таясу в лесу, совсем непохожий сейчас на заложника, вдруг улыбнулся почти ласково, Саваду накрыло ощущением непоправимой ошибки. Он сам отвлёк Фууту на себя, без лишних понуканий. Уворачивался от ударов трезубца – вот же странное оружие – и искал, подбирал правильные слова. Потому что именно слова помогли Ланчие, находившемуся под контролем Рокудо Мукуро.
Потерявший сознание мальчик вызвал вздох облегчения – Таясу не хотелось сражаться против своих близких. Вот против Мукуро хотелось, но было страшно – и не зря. Иллюзия извержения вулкана была ужасно натуральной, хоть после оплеухи Реборна он и сообразил, что неоткуда бы здесь взяться настоящему вулкану. Да и змей Таясу не любил, а всученный Реборном кнут не столько помогал против них, сколько вредил самому Таясу. Поэтому когда нескольких змей сбила прицельно брошенная тонфа, мальчик был как никогда счастлив увидеть Хибари-сана. Избитого, нетвёрдо стоявшего на ногах, но живого и оч-чень злого. То, что с Хибари был и Гокудера, казалось вдвойне замечательным.
– Ты готов раскаяться? – спросил Хибари, и Таясу пробрало от интонации. Не хотел бы он оказаться на пути настолько разозлённого Главы Дисциплинарного комитета.
– Как пугающе, – усмехнулся Рокудо Мукуро, нисколько не впечатлённый. – Пожалуйста, не стой между мной и Вонголой.
«Да он и не стоит!» – хотел крикнуть Таясу, догадывавшийся, что не в доброте Хибари-сана дело, а в том, что он терпеть не может кому-то проигрывать, тем более так… унизительно для него.
– Хотя ты вообще не должен стоять на ногах. Сколько костей я тебе сломал? – и от этого вопроса, жуткого по содержанию, но сказанного почти умилённым тоном, пробирало почти так же, как от вопроса Хибари.
– Это всё, что ты хочешь сказать?
И вдруг совершенно неуместно в этой напряжённой атмосфере прозвучал чей-то весёлый голос:
– Кёя-кун, как же так? Мне казалось, в последний раз мы с тобой договорились, что ты не будешь запугивать моих противников!
Таясу обернулся. Да и взгляды остальных скрестились на парне, стоявшем у входа, небрежно опираясь плечом о косяк. От носа до подбородка его лицо прятал клетчатый, но неплотный шарф, а кепка прятала в тени глаза.
Реборн посмотрел на него, склонив голову на бок, что обычно означало крайнюю степень заинтересованности или близость какой-то подставы, и сказал:
– Любопытно.
– Не советую лезть в мой бой, – огрызнулся Хибари, и тёмная аура вокруг него сгустилась.
– А я думал, что мы с тобой прошли этот этап наших отношений, когда дрались с якудза, – укоризненно протянул парень, отлепляясь от стены и неспешно подходя к Хибари, с королевским достоинством не обращая внимания на Мукуро, всем видом выражавшего вежливое удивление. Наверное, тот как-то не ожидал, что за право драться с ним сейчас будут спорить. – Как это ты вообще позволил какому-то чужаку избить себя до такого состояния?