– Я сказала тебе правду.
– О том, что твой друг попал в больницу, – хмыкнула Нана.
– Всё верно. Мой друг, Мочида Кенске, пострадал при нападении.
– Не знала, что вы друзья. Но, Тсуна, почему ты не сказала, что тоже оказалась здесь?
Девочка подняла усталый взгляд на маму. Меньше всего ей хотелось выяснять отношения в больничной палате.
– Потому что когда я попала в больницу, я уже не могла ничего говорить.
Нана сжала в руках носовой платочек.
– Но зачем? Я могу понять Таясу и Гокудеру-куна, мальчишки вечно ищут неприятности, но почему там оказалась ты…
Тсуна почувствовала, как что-то вспыхивает глубоко внутри, что-то, что ей давно уже хотелось произнести вслух, но чему она никогда не давала сорваться с языка. А сегодня от усталости, от того, как болело всё тело, от постоянного напряжения последних дней она не успела остановить себя.
– Может быть, потому что я никогда не была той девочкой, какой ты хотела меня видеть? И потому что я всегда мечтала подраться с кем-то, кто кажется сильнее меня? Я не умею просто сидеть в сторонке и ждать, пока кто-то мне поможет или защитит меня и моих друзей. Из меня не получится Ямато Надэсико, как бы ты ни запрещала мне заниматься тем, что мне по-настоящему интересно. А я всегда хотела выкинуть всю эту вышивку, все неудобные платья, которые ты мне покупаешь, и, мам, мне никогда не хотелось хихикать при виде мальчиков, обсуждать сплетни с девчонками и интересоваться только очередным рецептом печенья! Я знаю, что мои слова кажутся чёрной неблагодарностью, но я искренне пыталась стать такой, какой ты хотела меня видеть. А ты всегда говорила мне: «Не делай того, не делай этого, ты же девочка, Тсуна». Но я, видимо, неправильная девочка, мне, наверное, нужно было родиться мальчиком, жаль только, от меня это не зависело! Если бы я могла, я бы поменяла пол, только чтобы ты, наконец, разрешила мне быть самой собой и прекратила бы эти мучения! Я так больше не могу…
Наверное, это прозвучало слишком жестоко. Наверное, она была неправа. Нана коротко выдохнула-всхлипнула, прикрыв ладонью рот.
– Поговорим дома, дочка. Выздоравливай.
Женщина быстрым шагом вышла из палаты, и Тсуна была готова поклясться, что снова довела маму до слёз. Было паршиво.
Эмоциональный всплеск заставил её чувствовать себя опустошённой и уставшей. Она накрылась одеялом с головой, по-детски надеясь, что хотя бы на время сможет спрятаться от проблем. Под подушкой завибрировал телефон Ёши.
«Нужно встретиться», – Такеши.
Тсуна криво усмехнулась: интересно, что он хочет обсудить? Если Таясу и Реборн действительно не рассказывали о том, кто такой Ёши, что может хотеть обсудить с ней Такеши? Она, конечно, тоже молодец, назвала Мочиду другом при маме, но врать ей и дальше было просто невыносимо. Оставалось только надеяться, что никто не подслушал их разговор или не посчитал странным, что Тсуна дружит с капитаном клуба кендо.
«Я сейчас не смогу выбраться. Вылазка в Кокуё привлекла слишком много внимания. Напишу позже».
Как она до этого докатилась? Тсуна фыркнула от отвращения к самой себе. Загипсованная нога не давала ей свернуться калачиком под одеялом, и от этого было почему-то вдвойне обиднее. В конце концов, кое в чём мама права: она девочка, и значит, может позволить себе побыть слабой. Закусив уголок подушки, Тсуна заплакала. Ей как никогда не хватало чьего-нибудь разумного совета.
***
– Вария зашевелилась в последнее время. Занзасу, конечно, нужно было время на восстановление, но Луссурия, несмотря на свою эксцентричность, весьма хорош в своём деле. Ты уверен, что то, о чём ты хотел со мной поговорить, настолько важно, что не могло подождать, если уж ты настолько не доверяешь всевозможным средствам связи?
Реборн хмыкнул, проигнорировав попытку Емитсу сделать его виноватым.
– То, что Занзас взбунтуется, едва только услышит о наследнике Ноно, мог предсказать любой здравомыслящий человек, даже не аналитик, которых у тебя целый отдел, насколько я знаю.
Внешний Советник нахмурился, убирая документы в сторону. День убывал, и солнце заглядывало прямо в окно кабинета Савады. Емитсу любил этот простенький фокус: окно находилось позади рабочего стола, и солнечные лучи падали прямо в лицо собеседника, мешая увидеть лицо хозяина кабинета. Но Реборн не был бы лучшим киллером, если бы не обернул это себе на пользу. Аркобалено лишь с ухмылкой надвинул шляпу на глаза, хотя и без того его детское лицо никогда не выдавало хозяина.
– Что-то случилось с Таясу? – поняв, что бесполезно тянуть время, спросил Емитсу. В конце концов, речь шла о его ребёнке.
– Нет, – невозмутимо ответил репетитор и сделал глоток кофе, выдерживая паузу. – С ним всё хорошо, я бы даже сказал, что его прогресс немного выше, чем я ожидал после первых дней знакомства. Но у него по-прежнему нет Хранителей Облака и Дождя.
– Но как же эти мальчики – Ямамото Такеши и Хибари Кёя, верно? – они ведь были с ним в Кокуё?
– Они оказались там вовсе не ради Таясу. Повторюсь, у твоего сына нет Хранителей Облака и Дождя, а названные тобой люди не примут его в качестве Неба.
– И что же им помешает?
– Они уже признали другого человека.
Емитсу откинулся на спинку кресла. Постучал пальцами по краю стола.
– Разве это проблема? Связь, пока она не укрепилась, можно блокировать и перевести на Таясу. Кроме того, вряд ли в Намимори есть кто-то, обладающий небесным Пламенем и связанный с мафией, так что, скорее всего, это подросток, даже не понимающий, почему в трудные минуты рядом оказываются эти двое. Подстроить обучение за границей или ещё что-нибудь, в крайнем случае устранить… И потомки Хранителей Примо снова свободны.
– Не думал, что ты так хочешь лишить самых близких людей свою собственную дочь, – ответил Реборн, предвкушая реакцию собеседника. Но увидел совсем не то, что ожидал.
Емитсу ощутимо расслабился.
– Так значит, это просто друзья Тсуны? Не стоит переживать, у неё совершенно точно не может быть Хранителей. Я знаю это.
– Откуда такая уверенность?
Внешний Советник помолчал, видимо, решая, стоит ли говорить об этом с Аркобалено, но потом кивнул своим мыслям.
– Когда моей дочери исполнилось четыре, Нана начала жаловаться, что вокруг Тсуны постоянно вспыхивает огонь. Ни с того, ни с сего. Стоило только малышке напугаться или разозлиться, Пламя пробуждалось, привлекая к себе внимание и пугая людей. Не так уж много было тех, кто мог бы его увидеть… Нана видела, её дед владел Пламенем и был достаточно известен в Японии, и только поэтому мне разрешили этот брак. Маленький ребёнок не мог бы контролировать такую силу, а меня могло не оказаться рядом, чтобы помочь. Тогда я попросил Ноно запечатать её Пламя. Дон Тимотео выполнил мою просьбу, а через несколько дней Нана позвонила мне и сказала, что Тсуна в коме. Гражданские врачи не могли понять причину, девочка просто уснула вечером и не проснулась… Так на неё повлияла печать. Мы почти год искали средство, чтобы вернуть её обратно. Лучшие лекарства, лучшие врачи и учёные, даже к Верде обратились. В результате мы нашли способ, но побочным эффектом лечения стала полная потеря Пламени. Тсуна всё ещё может родить ребёнка с сильной кровью, поэтому я ищу ей хорошего мужа, но сама она вряд ли сумеет зажечь огонь иначе, чем с помощью спичек или зажигалок.
Реборн внимательно слушал, ни разу не перебив, и сложно было сказать, какие мысли бродят в его голове в этот момент. Он так и не сказал, считает ли поступок Емитсу правильным, не бросил ни одного обвинения, не произнёс слов соболезнования – потерять такое сильное Пламя, да ещё и отобрать его у собственного ребёнка, зная, как катастрофичны последствия для личности носителя, должно было быть действительно ужасным. И неважно, что Тсуне тогда не было и пяти лет, ведь Пламя – нечто большее, чем просто огонь, способности к пирокинезу. Оно – основа личности, недаром носители одних и тех же Атрибутов при всём своём многообразии оказывались похожи чем-то неуловимым.