А если быть честной, то братец Апрель
Уже в её сердце устроил капель.
Свой взгляд, полный слёз, икая с испугу,
Она подняла, посмотрев на подругу.
Коту в сапогах и не снилось такое –
Во взоре застыло бездонное горе…
И Золушка, доброе сердце имея,
Осмелилась зверю сказать, не робея:
«Эй, эй! Ты коней-то своих придержи,
И как ты такое удумал, скажи?
Негодный развратник и педофил,
Ты что же дитяте мало́й предложил?
Её отпусти и не думай держать,
Не то тебе, изверг, не сдобровать.
Уж лучше сама я останусь с тобою,
И «сладкую жизнь» непременно устрою.
Ты хоть и лохмат, словно волк или пёс,
Но ростом высок и накачанный торс.
Подумай, решай – я буду служить:
Стирать, убирать и кашу варить».
Была убедительной Золушки речь –
Такой, что на травку хотелось прилечь.
И чудище сдалось, мотнув головой:
«Ступайте в палаты. Мне нужен покой».
Прощание
Пока чудо-юдо весь день отдыхало,
Подруги узнали о замке немало,
Катались на лодке, гуляли в садочке,
Стараясь подальше держаться от кочки.
Не знали, что издали, грустно вздыхая,
Мохнатые лапы к груди прижимая,
Тоскливо взирал из убежища йети,
Слюной истекая на девок в расцвете.
Минула неделя, за нею – другая,
Но Маше аж тошно от этого «рая».
Она не привыкла страдать от безделья,
Уподобляясь гламурной модели.
Шелка, самоцветы и смена нарядов –
Для старшей сестры, может, это отрада,
Но скромная Маша затосковала,
Ей клеткой златою пристанище стало.
А Золушка тайно грустила о принце
И чахла, листая романов страницы.
И слёзы лила над туфлёю хрустальной,
Пред сном оставаясь в опочивальне.
Но, видно, Судьба благосклонна к девицам,
И прибыли утром посланники принца.
Хрустальную туфельку девам примерив,
Они заявили права перед зверем.
Мол, девушка – ихнего принца невеста,
И пригрозили нотой протеста,
А не поможет – войсками стращали,
И жуткие кары ему обещали.
Но слуг-невидимок наслал на них йети.
Чтоб дальше остаться в авторитете.
Незваных гостей точно в пыль бы развеял,
Да всех их отмазала крёстная фея.
Сияя красой и магическим светом,
Взмахнула своею рукой с раритетом,
Что в пальчиках тонких за кончик держала…
Мгновенье, другое – и битвы не стало.
Противники замерли. В благоговении
Взирали на чудное это явление,
А фея, тряхнув золотыми кудрями,
На чудище строго сверкнула очами.
«Не хапай чужую. Твоя – на подходе.
Та точно полюбит, и будешь свободен.
Проклятье спадёт, прекрасную деву
К честно́му венцу поведёшь королевой».
От новости оной в пляс йети пустился
И даже невольно раз сто прослезился.
Он вмиг закатил для гостей пир горой
С вином, коньяками и красной икрой.
Три дня отходили от праздника гости,
Хозяйская щедрость далась им непросто.
Наутро четвёртого дня все собрались,
Сердечно с чудовищем тем распрощались.
В карете златой Маша с Золушкой вместе
Ведут разговор о любви честь по чести,
Но время расстаться. Всплакнули подруги,
И дверь распахнули каретную слуги.
Почти дошла (POV Masha)
И снова сугробы, но солнышко ясно,
Дом отчий уж близко, в лесу не опасно.
В лукошке цветочки дыша́т ароматом,
И скоро корзина наполнится златом.
Тропкой знакомой спускаюсь под горку,
Но на душе что-то грустно и горько.
Ведь мачеха точно прибьёт за задержку,
И лишь от отца я увижу поддержку.
Присела на пень, чтобы вытереть слёзы,
И оглянулась. Под снегом берёзы
Гибкие ветви склонили к сугробам,
А за спиною темнеет чащоба.
Сразу домой мне идти расхотелось –
Только душой я у йети согрелась,
Как в преисподнюю с мачехой злою
Вновь отправляюсь, гонима Судьбою.
Я погрузилась в раздумья глубо́ко,
Плача, что жизнь моя так одинока,
И не услышала тихих шагов,
Хруста по снегу и треска кустов…
Медведь (POV Masha)
Дохнуло теплом, я глаза приоткрыла,
Но что-то мне солнышка свет заслонило.
Сквозь слёз пелену я почти что не вижу…
Морг-морг. Мать родная! Да это же миша!
Медведь заурчал, губы трубкой сложил,
Дистанцию мигом со мной сократил.
Я с жизнью простилась, зажмурив глаза.
Бежать не смогу ни вперёд, ни назад.