Бедное и малочисленное туземное население Приморья находилось в косвенной зависимости от цинских властей, выражавшейся в приношении дани пушниной. Помимо аборигенов в Уссурийском крае проживало некоторое количество китайцев. В подавляющем большинстве китайцы Уссурийского края представляли собой бессемейный, часто преступный элемент, имевший основание опасаться преследования властей и мстителей. В литературе приходится встречать указания на то, что Уссурийский край служил Китаю местом ссылки преступников. Такое утверждение опровергал знаток Приморья В.К. Арсеньев, считавший уссурийских китайцев исключительно «самовольными заселыциками». Как бы то ни было, не подлежит сомнению тот факт, что все немногочисленное китайское население нынешнего Приморья на момент появления здесь русской администрации находилось вне юрисдикции Цинской династии. На территориях к востоку от реки Уссури не было ни одного китайского военного поста, полностью отсутствовали административное деление и органы государственного управления, никогда не проводились переписи населения. Показательно, что численность китайского населения Уссурийского края вплоть до установления советской власти никогда не поддавалась достоверному учету и известна по приблизительным оценкам, весьма отличающимся друг от друга. В 1868 г. губернатор Приморской области контрадмирал И.В. Фуругельм сообщал о 7–10 тысячах китайцев, проживающих на вверенной ему территории. В то же самое время путешественник Н.М. Пржевальский оценивал численность уссурийских китайцев в 4–5 тысяч человек. Допустим, что русские, едва успевшие получить край под свое управление, еще не успели «познакомиться» с новыми подданными царя. А что же китайские власти? О том, насколько мало они были осведомлены о своих уссурийских «владениях», свидетельствует тот факт, что накануне переговоров в Айгуне пекинский двор, спохватившись, повелел своему главному представителю, хэйлунцзянскому губернатору И Шаню, выяснить и сообщить в столицу… размеры территории, находящейся под китайским «управлением» от рек Уссури и Суйфун до Хинганского горного хребта. Далее от губернатора требовалось выяснить, размежевывалась ли граница по Уссури в прошлом.
Природные богатства Уссурийского края, близость к наиболее густонаселенным областям Маньчжурии и длительное отсутствие «начальственного попечения» сделали этот регион чрезвычайно привлекательным для китайских отходников, занимавшихся здесь разнообразными промыслами. Первыми китайцами, ступившими на землю Приморья, были искатели женьшеня. Вслед за ними появились представители других занятий — зверобои, соболевщики, ловцы морской капусты и «морских червей» (трепангов). Последними за полтора десятка лет до русских появились в крае китайские земледельцы: промыслы соплеменников расширялись и рабочий люд нужно было кормить. Уссурийских китайцев, не подчинявшихся цинским властям, русские с оттенком легкого пренебрежения называли «манзами». Владимир Арсеньев, сам не владевший китайским языком, со слов китаеведов толковал слово маньцзы как «полный или свободный сын». С таким же успехом маньцзы могло означать «выходец из Маньчжурии». Известный синолог архимандрит Палладий (П.И. Кафаров) считал, что этим прозвищем китайцев впервые наградили монгольские завоеватели XIII–XIV вв. Автору этих строк приходилось встречать и другое толкование слова маньцзы: «бродяга» или «беглый». Интересно, что сами уссурийские китайцы его не использовали, хотя иной раз называли себя паотуйцзы — «бегущие ноги».
Время появления хунхузов на территории Уссурийского края невозможно точно установить. Произошло это «знаменательное событие» тогда, когда «манзам» удалось достичь благосостояния и таким образом стать «достойными» хунхузского внимания. Поживиться, прямо скажем, было чем: за 1866 г. один только китайский промысел морской капусты в окрестностях Владивостока дал оборот капитала в 600 тысяч рублей! До появления в Приморье русской администрации и разграничения 1860 г. все местные жители — и китайцы, и «инородцы» — находились вне полицейского надзора китайских властей, и какие-либо документальные сведения о здешней преступности отсутствуют. Однако уже спустя пять лет после основания поста Владивосток в ночь с 19 на 20 июля 1865 г. здесь было совершено нападение на фанзу «временно 2-й гильдии купца манзы Чун-гуй-ды Чаубай». Неизвестные вооруженные преступники убили самого купца и его работника, взломали денежный ящик и похитили всю хранившуюся в нем наличность. Русское население поста к тому времени состояло почти целиком из военных, чья жизнь была слишком на виду. Первое появление во Владивостоке русских «мазуриков» зафиксировано местным историографом Н.П. Матвеевым только год спустя, да и занимались они «всего лишь» бескровным воровством. Самым громким делом шайки стала кража… железа из единственной постовой кузницы. Убийство «временно 2-й гильдии купца» можно с большой долей вероятности приписать соотечественникам жертвы — хунхузам.