— А, проклятый, — хрипел Чжан, дрожащими от бешенства руками делая мертвую петлю на конце пояса, — вот посмотрим, как ты тут выиграешь!
— Перестань, гоу-сун, злиться, — насмешливо кинул ему Сяо-эр, — а то петли завязать не сможешь!
Чжан бросил Сяо-эру пояс с одной, сделанной для него, петлей, а Сяо-эр спокойно и деловито сделал петлю на другом конце.
Пояс перебросили через сук на дереве, который был на такой высоте, что обе петли как раз доходили до плеч врагов.
— Вяжите руки, — сказал Сяо-эр.
Кто-то из окружавшей толпы связал сзади руки обеим противникам разрезанной пополам оставшейся после осла веревкой; затем на шеи врагов были надеты петли, причем петля Чжана была надета на Сяо-эра, а петля, сделанная последним, на Чжана.
— Хорошенько, хорошенько затяните, — говорил деловито Сяо-эр, как будто дело шло о запряжке лошади.
— Ну, готово, — сказал кто-то.
В то же мгновение Сяо-эр подогнул ноги и повис на поясе, стараясь подтянуть кверху Чжана.
Началась безобразная сцена страшной борьбы двух людей, которые с вышедшими из орбит глазами и искаженными багровыми лицами, изрыгая пену, бешено извивались и прыгали, стараясь перетянуть друг друга… Капли крови с обоих падали вниз и тотчас впитывались землей, разрыхленной ослиными копытами…
— Да-цзя-хо-эр (все), — сказал хозяин, — пойдем домой и не будем мешать последней игре.
Толпа тотчас отошла от места «игры» и все молча вошли в фанзу и сели на каны.
— Жалко Сяо-эра, — сказал хозяин, — он проиграет!
Все вопросительно посмотрели на хозяина, но промолчали.
— Не пора ли? — сказал кто-то через четверть часа.
— Нет, рано, — ответил хозяин.
Протянулись томительные полчаса.
— Ну, теперь пора, — сказал хозяин, выглянув в дверь.
Толпа, подгоняемая присущим всем азиатам страстью к зрелищам, особенно жестоким, стремилась броситься вперед, но, признавая авторитет хозяина, медленно направлявшегося к дереву, сдержала себя и пошла за ним.
На дереве висели два неподвижных тела. Одно из них, с поджатыми коленями, касалось ими земли; другое, вытянутое, было на четверть аршина над землей.
— Оба? — опасливо произнес голос в толпе.
— Нет, — ответил хозяин, — один будет жив…
Когда подошли ближе, то увидели, что на коленях стоит Чжан, а висел Сяо-эр. Кто-то хотел развязать пояс.
— Нет, режьте, да скорей, — распорядился хозяин.
Пояс перерезали, и оба тела мешками упали на землю. Петли распустили и сняли.
— Несите Чжана в фанзу, а Сяо-эра — в сарай, — приказал хозяин. Толпа подняла обоих «игроков» и понесла их.
— Оботрите, да посильнее, Чжана холодной водой, — продолжал хозяин, — он скоро придет в себя. Ты, Лю, — обратился он к кому-то в толпе, — ведь хороший плотник; сделай из тех досок, что лежат за сараем, хороший гроб для Сяо-эра, да не забудьте в него положить его мясо… Хороший был парень, жаль его!
— Хозяин, почему вы знали, что Сяо-эр проиграет? — спросил кто-то, — что, у него жизни было меньше, что ли?
— Жизни у Сяо-эра было больше, чем у другого, — грустно ответил старик, — но проиграть он должен был потому, что ему было только 20 лет с небольшим; и хоть был он силен, да в тело еще не вошел… А Чжану было за сорок; он, может быть, был и слабее, да тяжелее. Эта игра была фальшивая, потому что шансы были неравны. А мне ничего нельзя было сказать — они делали все верно, по правилам…
VII
Счастливый игрок
(Шанхайские силуэты)
В портах Среднего и Южного Китая, особенно в Шанхае, вы на каждом шагу встретите джентльменов, одетых в изысканные европейские костюмы, но у которых почти всегда к этой изысканности примешивается что-то кричащее, или нечто утрированное: слишком большая и высоко поднятая складка брюк над лаковыми ботинками, чрезмерно большой или яркий галстух, высочайший крахмальный воротничок, шляпа последней моды, но несезонная и т. п. Все они — непременно брюнеты.
Если вы внимательно всмотритесь в лицо этих, большей частью молодых джентльменов, то вас удивит необычайный среди европейцев желтоватый, матовый, без кровинки, цвет кожи; иногда — своеобразная постановка глаза с припухлостью внутреннего верхнего века глаз, и нечто неуловимое, ненаблюдаемое на лице европейца; с одной стороны — напыщенная павлинья гордость, а с другой — искательство, готовность на все, без исключения, услуги…
Это — так называемые half caste, «полукровки», — помесь европейцев с туземцами или вообще с азиатскими народностями.