Однако, тут является помощь с другой стороны. Если считать Хунну и Гуннов за один и тот же народ (а мы, как то будет видно из дальнейшего изложения, придерживаемся именно этого мнения), то конечно к слову Хунны (Hunni, Οϋννοι, Οΰννοι, Χοΰννοι, Гунны) ближе всех Хун–ну. Кроме того, это слово позже двух других по своему появлению у Китайцев. Лучше познакомясь с соседями, они лучше узнали их имя и потому, оставив прежние прозвища, выдумали более близкое к настоящему имени.
Наиболее древнее имя этого рода, упоминаемое Китайцами — Шань–жунь, не имеет ничего общего с Хань–юнь, Хунь–юй и т.д. Тут, кажется нам, мы имеем дело не с собственным именем, а с собирательным. Дело могло происходить таким образом. Род с именем Хунн, Кунн, Гунн, или каким–нибудь близким к этому, с глубокой древности находился среди других родов и племён, кочевавших в местностях к северу от Хуан–хэ и носивших в китайских летописях, которые тогда ещё плохо знали их, общее имя шань–жун, горных варваров. Потом он стал выделяться из других, вследствие каких–нибудь, нам неизвестных, причин подчинил многих своей власти и набегами начал беспокоить Китай. Одновременно с этими вооружёнными столкновениями возникла первая переделка имени этого народа Китайцами.
Теперь возникает вопрос, к какой племенной группе надо отнести этот народ по его происхождению? Не говоря уже о том, что этнографическая классификация вообще соединена с большими трудностями, они ещё увеличиваются, когда дело коснется народов Средней Азии. Так как тут не существует никаких видимых, естественных границ между народами и племенами, то смешения, как мы уже говорили, происходят гораздо чаще. Если уже небольшие среднеазиатские государства представляли и представляют собою смесь из нескольких племён, то естественно, что три великие кочевые империи: Хунну, Ту–гю и Монголов являлись пёстрою смесью различных племён и родов, под верховенством одного рода. Когда мы говорим о государстве Монголов, то мы разумеем только области, на которые распространялась власть (выражавшаяся иногда только в сборе подати) монгольской династии. Однако из всего этого вовсе не следует, что этнические вопросы, относящиеся к истории Средней Азии, не могут быть решены. В данном случае важно только выяснить задачу. Когда мы хотим узнать происхождение какого нибудь кочевого народа, то это значит, что нам необходимо определить, к какой группе племён или даже расе принадлежала династия, а с нею и ядро народа (которое иногда составляет большинство в государстве). Поэтому нам нужно по возможности определить, каково было происхождение того племени или рода, которое уже давно было известно в Китае и с течением времени усилилось настолько, что образовало могущественную кочевую империю. Необходимо иметь в виду, что если мы говорим, что Хунну — Монголы, Турки или Финны, то это не значит, что все подданные хуннуского государства были или Монголы, или Турки, или Финны, а что господствовавшее племя, имевшее, быть может, в числе перевес над всеми остальными, входившими в состав кочевого государства, было монгольского, турецкого или финского происхождения. Мы постараемся представить соображения относительно происхождения основателей хуннуского государства — это является задачей наших изысканий.
Мы видели, что первоначальным местопребыванием Хунну была теперешняя восточная Монголия. Отсюда они стали распространять свою власть на кочевые племена севера, востока и и запада, отсюда же надвигались они на юг, за северный изгиб Хуан–хэ и далее. Страна оказывает влияние на обитателей: ровные степи предназначены для кочевого и при том пастушеского народа. Действительно, мы узнаём из китайских летописей, что, с тех пор как эти варвары появляются в истории, они ведут тот же самый образ жизни, что и современные нам обитатели этой страны. Так же переходили они со своими стадами с пастбища на пастбище, с зимовки на летник. Развлечения, способы ведения войны, нравы (см. по этому поводу у Иакинфа в «Собрании сведений о народах Средней Азии», т. I, ч. I, стр. 2–3) всё обличает в них типичных степняков. Однако, не все кочевники к северу от Китая называются Хунну. Еще до II–го века до Р.X. по соседству с ними, но восточнее, также соприкасаясь с границами Китая, жили другие племена, отличные от Хунну. Население этих стран называется китайцами Дун–ху (восточные варвары). Граница между ними и Хунну была та же, что теперь между Монголией и Манчжурией, т.е. хребет большой Хинган. Дун–ху, по достойным внимания исследованиям, есть китайская переделка имени Тунгуз. Впрочем, под этим именем Китайцы разумели не только одних Тунгузов, но также и некоторые другие племена, напр. смешанные с корейскими и даже чистых Корейцев. Во всяком случае Китайцы отличали их от Хунну. Везде, где дело идет о народах тунгузского или корейского племён, как напр. о Сянь–би или У–ху–ань, они называют их потомками Дун–ху[63]. Из истории мы знаем, что позже при расширении Хуннуской империи, Дун–ху были покорены своими более могущественными соседями и в течение трёх веков подчинялись им. Однако племенное различие существовало повидимому всё время, так как через три столетия произошла реакция со стороны этого населения в виде союза одного из живших там племён, Сянь–би, с Китайцами, союза, окончательно уничтожившего власть северных Хунну в восточной части Средней Азии. Из всего этого мы можем вывести то несомненное убеждение, что Хунну не были Тунгузы, хотя, примыкая к ним, может быть и имели среди подданных некоторые племена, бывшие тунгузского происхождения.
63
См. у Иакинфа, «Собрание сведений», т. I, ч. I, стр. 151, 161, 470; кроме того это различие наглядно изображено в атласе Клапрота («Tableaux historiques de l’Asie») на картах 1–6.