Для этнолога история хуннов интересна как пример невоплощенных возможностей и как вариант нарушенного процесса этногенеза, когда вместо цивилизации возникает либо обскурация, либо этническая (не всегда физическая и тотальная) экстерминация.
В эпоху, избранную нами для изучения, тема исторического развития осложнена проблемой этнических контактов. В Северном Китае хунны представляли этническое меньшинство, да еще разбавленное инкорпорированными разноплеменными кулами. Сталкиваться же им приходилось не только с китайцами, но и тибетцами, сяньбийцами, табгачами и аборигенами Северо-Западного Китая, более древними, нежели сами китайцы. Все эти народы весьма разнились между собою и к хуннам относились по-разному. Насколько важна эта проблема, будет видно из описания хода событий и их последствий.
Первичные сведения получены из переводов китайских хроник, но, хотя переводы сделаны добросовестно, сами хроники — источник сверхсложный. По поводу китайской исторической литературы В. П. Васильев вполне основательно написал: «С первого взгляда на полное собрание китайской истории можно подумать, что в ней уже все сделано и что знающему китайский язык стоит только читать многотомные сочинения и извлекать из них машинально сведения, но на деле оказывается совсем не то; кроме странного расположения, которое заставляет занимающихся перебирать все сочинения для того, чтобы получить полное понятие об одном каком-нибудь отдельном событии, кроме утомительного труда, кроме постоянного критического напряжения, которое, однако ж, может открыть истину только при полном изучении предмета, историку, сверх того, постоянно представляются вопросы, которым он напрасно ищет разрешения, постоянно встречает он искажения, пропуски…»[30].
Именно с такой литературой вопроса мы столкнемся ниже, добавив к тому, что сказал В. П. Васильев, что трудности историко-географического, палеоэтнографического и социально-исторического характера превосходят перечисленные им выше. Конечно, китайские авторы не могли беспристрастно отзываться о врагах своего народа и своей страны, хотя, надо воздать им должное, они к этому стремились. Но у нас-то нет никаких поводов быть несправедливыми. Мы должны отчленить причины и уловить следствия того грандиозного явления, которое китайцы назвали «Эпохой пяти варварских этносов (У-ху)», а французы — «Великим переселением народов в Азии». И главную трудность — калейдоскопичность событий и многословие описаний — мы попытаемся преодолеть путем применения несколько необычного аспекта — этнологического.
КРУШЕНИЕ ДРЕВНЕГО КИТАЯ
В отличие от державы Хунну ханьский Китай был неуязвим для внешних врагов. Население его к концу II века исчислялось в 50 млн. трудолюбивых крестьян. Четырехсотлетняя культурная традиция поддерживалась поколениями конфуцианских грамотеев. Ремесла совершенствовались, торговля увеличивала обороты, армия укомплектовывалась «молодыми негодяями», т. е. преступниками, не находившими себе места в отрегулированной системе, и пополнялась инородческой конницей: хуннами, кянами, сяньбийцами, служившими за плату. Срединная империя на Востоке континента казалась столь же незыблемой, как Вечный город на Западе. И как обманчиво оказалось все это!
Что, собственно, произошло на рубеже II и III веков? Да как-то все сразу, а этого вынести никто не может. Сначала члены правительства — евнухи поссорились с учеными конфуцианцами и, конечно, победили их, а заодно всех их родных и знакомых. Уцелевшие даосисты возглавили крестьянское восстание «желтых повязок» в 184 г., которое было разгромлено и потоплено в крови регулярными войсками и ополчениями латифундиалов в 189 г. Затем солдаты перебили канцеляристов-евнухов, но против их буйств выступило земское ополчение, блокировавшее непобедимую армию в Чанъани. Там армия разложилась, и солдаты, перебив своих командиров, потерпели поражение в 196 г. Не погибшие в бою были казнены.
30
Васильев В. П. Сведения о маньчжурах во времена династий Юань и Мин // Годичный акт С.-Петербургского университета за 1858 год. С. 97.