— А ты видишь, чтобы он шёл за нами?! — в горле клокотала злость. — Я тоже нет. Вы пришли сюда ради Вика, а сейчас бросаете?! Что, если ему нужна наша помощь?
— Я пообещал ему защитить тебя! — огрызнулся Адам и поравнялся с Тео. Тот опустил голову, задумчиво и молча преодолевая фут за футом льда. — Всех вас вытащить отсюда!
В глазах заволокло красным. Я не помнила себя от отчаяния и бессилия. Они были сильнее, они не позволили бы мне сделать то, что так хотелось.
Возникла дурацкая мысль спрыгнуть со спины Теодора на полном ходу — но так я только разобьюсь, если не насмерть, то до переломов. А если пробью себе голову, то Вику точно не помогу.
Осталось только уколоть, вывернуть наизнанку свою собственную боль и сделать больно в ответ:
— Вытащи себя сам, если ты такой трус. Я хочу вернуться за Виком!
— Я тоже, — тихо произнесла Рин и скрутила в кулак шерсть на густом загривке у Адама.
Решающее слово было за Теодором. Лёд простирался перед нами так далеко, мы преодолели чуть больше половины пути. Небоскрёб уже нависал куда ниже, тень падала на нас тяжёлым столбом — но Тео вдруг резко затормозил, так, что меня бросило ему на затылок, и глазницы вспыхнули золотом.
— Я его здесь не брошу, — сказал он.
Комья снега и пепла покрывали лёд ровным ковром и вспушились под когтями Адама. Он резко затормозил и припал на круп и задние лапы, мотнул головой.
Теодор решительно выпрямился, расправляя плечи, и процедил:
— Неужели ты хочешь оставить его?
— Вик ясно сказал: встретимся на острове. И я дал ему обещание, — Адам глубоко дышал паром, буравил брата взглядом. И недобрым был тот взгляд. — Куда ты вернёшься, Тео?! Опомнись и посмотри назад, там всё в огне!
— Я знаю. Но поступить иначе мы не можем.
Тео развернулся, тряхнул длинной тёмной гривой и направился обратно к пылающему берегу. Его уже почти полностью охватило пламенем, и на секунду в голове моей мелькнула шальная мысль, что возвращаться нам некуда. Но Теодор не успел сделать даже шаг. Адам появился сбоку и подрезал путь, огибая его и толкая косматым бедром.
Тео огрызнулся, заворчал.
Из оскаленной пасти Адама между острых длинных клыков вырвался густой клуб белого пара.
— Я сказал. Мы. Идём. Дальше.
Впервые слышала я такой холодный, такой отстранённый и злой голос, и не верилось, чтобы он принадлежал Адаму.
Нашему милому дядьке, который всё и всем спускает с рук.
Нашему добряку.
Это он приготовил торт на нашу свадьбу с Виком.
(Я вспоминаю тот день в лесу)
Это он вёл меня к алтарю вместо отца.
Это его сейчас я должна ненавидеть за то, что он отбирает у меня Виктора?!
— Не упрямься, людоед, — процедила Рин. Рука её легла на рукоять катаны. — Делай так, как решило большинство. Ведь лучше решить всё по-хорошему, чем без головы на плечах.
— Не нужно так! — я повысила голос и попыталась скрыть дрожь. — Прекратите ссориться! Мы должны быть заодно — здесь и сейчас. Убери клинок, Рин!
— Пока я его и не доставала, — невозмутимо сказала она. — Но если достану, кое-кому здесь будет неслад…
Договорить она не успела. Каллиген-старший резко взбрыкнул, так, что Дух подлетела в воздух, и в мгновение ока сбросил её со спины. Это был явно особый хитрый приём. Он упал на лёд и тут же вскочил, пригвоздив Рин лапой к ледяной толстой корке, так, что голова её оказалась между двумя острыми как лезвия когтями. И Рин, обездвиженная и прижатая тяжёлой массой вендиго, бессильно зарычала.
Теодор подлетел к ней в один миг, чтобы вступиться, но Адам накрыл Духа густой тенью, встав на задние лапы. А потом неожиданно трубно, яростно и низко взревел, вытянув клокастую шею и расставив когтистые руки в стороны.
Громогласный рёв ошеломил нас троих, и Тео встал как вкопанный, пригнувшись ниже к земле. Он так же низко зарычал на брата в ответ и встряхнул загривком. Мышцы под шкурой натянулись, как канаты.
Тогда в голове моей промелькнул испуг: неужели они будут драться?
— Никто из вас. Не. Ослушается. Меня.
Слова Адама были льдом и ножами.
Мир вокруг нас распадался на части, небо дрожало от жара и чада — а мне стало так холодно, что захотелось зарыться в густую гриву Тео и заплакать.
В груди всё смёрзлось, и я сжала плечи, прильнув к его косматой спине. Что делать? Я не знала ответа.
Адам был ужасен. На его жуткой пасти застыл оскал, в глазах была неумолимая жестокость. Человеческое лицо под черепом вендиго обернулось холодом, и я знала: он над нами не сжалится.
Руки он медленно сжал в кулаки и выпрямился над братом во весь рост, глядя на него с высоты — только глаза ровно и безжизненно светились в глубоких глазницах.
— Вернёмся сейчас — погибнем все. Будем медлить — сгинем. Если ты этого хочешь, я буду драться и переломаю тебе все кости. Они всё равно срастутся. Но сгореть заживо не дам. Тем более…
Он усмехнулся, убрал лапу с Рин, встряхнул загривком, отчего пепел посыпался с шерсти белой пудрой.
— Тем более Вик и сам с радостью кинет вас в огонь, если будете нести всю эту чушь снова.
Что?! Кажется, я соскочила с гривастого хребта вендиго… а может, и упала, сказать точно трудно — в голове всё спуталось. Я только смотрела, как там, по льду, настигает одну точку другая — и бегут они очень быстро.
Сердце наконец ожило и забилось — и тоже стало быстрым, как бег. И я резко развернулась к Адаму. Его лицо расплывалось, потому что весь мир тоже плыл из-за слёз.
— Ты мерзавец, — выкрикнула я, не найдя других слов. Голос дрожал, мне было плевать. — Подлец. Индейская сволочь.
— Я тоже люблю тебя, малышка Ли, — усмехнулся он по-доброму и равнодушно убрал когти от Рин. — Не призываю тебя бежать к нему, он и сам нас догонит.
— Почему было раньше не сказать, что он жив?
— Раньше не был в этом уверен. Внушать ложных надежд… — губы на человеческом лице скривились и дрогнули. — …не хотелось.
Стоять не было сил, и то, что Теодор ткнулся ко мне плечом, оказалось кстати. Своё у меня болело: мне его прострелили. Рана не спешила затягиваться, хотя все прежние так и делали — может, теперь Сущность не желала меня исцелять, ха-ха! Наконец-то.
Я с озлобленной радостью улыбнулась в багровое небо, словно бы ей в лицо, и оскалилась в такой ярости, что она поднялась изнутри и плеснула до горла. Плечу было больно, но сердцу — радостно. Я, кажется, снова становилась постепенно свободной, раз могла умереть и не существовать вечной батарейкой для мерзкой Паучихи.
— А теперь забирайся-ка на спину обратно, — тихо сказал Тео и потёрся о меня гладким боком, точно кот, — клянусь, убийцы здесь бегают дьявольски быстро. Ты и опомниться не успеешь, как он нагонит нас. И лучше бы убраться отсюда подальше, как и советует мой старший…
— Спасибо, — кивнул Адам.
— … братец-дурачина, пока чего не вышло…
И тут под нами дрогнул лёд. Мне почудилось, это под ним кто-то ударил снизу, из-под воды — и багровые фонтанчики забрызгали из-под толстых тёмно-серых корок, разошедшихся трещинами.
— Проклятье, Тео! — рявкнул Адам и заплясал на месте, нервно выдыхая пар. — Сглазил, собака!
Рин взлетела ему между лопаток, точно птица: Тео же подсадил меня лапой, помогая взгромоздиться на спину.
— А Вик?! — в мыслях кроме тревоги за него было пусто.
— Не давай ему повода отвлекаться на нас, спасая свою жизнь! — цыкнул Тео. — Бегом!
И они побежали.
В небе потянуло дымом, лёд пошёл трещинами. Под ударами лап тяжёлых вендиго он расползался по швам всё быстрее. Вода была кроваво-алой, и проверять, кровь ли это на самом деле, мне не хотелось.
От стремительного бега берег с небоскрёбом смазался чёрными красками и галогеновым сиянием тысячи ламп, осветивших эту башню, пронзившую дым и тучи.
— Слева! — крикнула Рин и хлопнула Адама по хребту. — Тупица, ты ослеп?! Прыгай!
Его челюсти щёлкнули. Массивное, но гибкое тело взвилось в воздух — и истончившийся лёд хрупнул от толчка. В прыжке вендиго преодолел внушительную полынью, зачерневшую под лапами, а когда упал по ту сторону, я забыла, как дышать.