И по иронии, Рин именно сейчас чувствовала не то тепло, которого так хотела, а пустоту. Глядя в затылок человека, который потерял всё, разжала пальцы и отступила.
— Не надо, — попросила она очень тихо.
Адам тихо вздохнул. Рука его напряглась, опутанная тонкими венами.
— Я живу с дырой в груди столько лет, что научился почти не замечать, что в неё всё время сквозит. Поживу с ней ещё немного.
Шутка была очень нехорошей и слишком горькой. Вик проглотил её, как пощёчину, и виновато опустил глаза. Он не смел его останавливать, потому что на кону стояла жизнь его Лесли.
Ему нужно было спасать её.
Адам не был человеком. Длинные когти, отросшие на пальцах, пробили бледную плоть, и покойница от удара ожила, и от боли выдохнула прах из груди, поднявшийся облачком, словно белый пар.
Она согнулась, нанизанная на руку вендиго, и слабо застонала, когда его пальцы нащупали в пустом животе, лишённом внутренностей, маленький, едва заметный, обжёгший холодом ключ.
Все явно услышали странный звук: будто что-то громко надломилось и треснуло подобно льдинке.
Адам знал, что это сердце. Вендиго так и убивают: им дробят и топят сердца, а после жгут всё остальное.
Но он не обратил внимание на боль, пронзившую всё тело и сосредоточившуюся в груди, а посмотрел Элис в лицо не отрываясь: мутные белые глаза встретились с её, бледными и неживыми.
Руку с ключом он вынул, до запястья она была покрыта склизкими кровавыми разводами. Достаточно было молча обнять Элис, как тогда — но в прошлом он этого не успел, и не помнил, в какой агонии и муках она умирала от яда.
Он знал кости её отца на вкус, потому что, став вендиго, нашёл и съел его.
Он знал, что его потом долго рвало на обочине дороги, голого и беспомощного, и что кислый вкус во рту он часто чувствует до сих пор.
Она слабо подняла руку — не в силах сделать что-либо ещё, и того, кто теперь так крепко стискивал её в объятиях, убив уже дважды, молча обняла в ответ за шею, погладила бледными пальцами по затылку. И только тогда рука её упала и больше не двигалась.
Вик шагнул к Адаму и забрал у него ключ. Маленький — с его мизинец, чёрный, кованый из непонятного металла, похожего на грубое железо, но абсолютно инородного. Вряд ли такой есть ещё на Земле.
— Пойдёмте, — глухо сказал Адам и уложил тело, ставшее неприподъёмно тяжёлым даже для себя, в гроб. Он не обернулся и не поправил её позы, так и оставив Элис раскинувшейся на красных подушках, зато — со слабой улыбкой на безжизненных губах. — Нам пора.
Вик внимательно проследил за ним. Подойдя к шкафу, который двигали двое, Каллиген-старший грубо толкнул его плечом и повалил на пол, так, что стёкла разбились вдребезги и осыпались из рам.
Он наступил в них босой ногой. Из пореза на ступне на осколке осталась кровь. Рин отняла взгляд от кровавого следа и сглотнула. Никто не смел ни возразить Адаму, ни окрикнуть.
Они знали, что им и правда нужно идти.
Они также знали, что там, снаружи, их уже поджидают.
И прежде, чем Адам открыл дверь, Вик собрался с силами и жёстко сказал:
— Всем взяться за руки. Будем перемещаться, если получится у Рин. Если же нет, побежим к лифтам.
— Хорошо, — кивнула Лесли и нашла его ладонь.
Адам задумчиво проследил за ними взглядом. Посмотрел внимательнее на переплетённые пальцы, блеснувшие двумя обручальными кольцами. Теми артефактами, которые снова отчего-то появились у них на руках, хотя до того ни один из супругов их у себя не замечал.
— Да, — эхом откликнулся он и, пряча глаза в пол, добавил. — Вставайте все в цепочку, я сзади. Ну, Тео, шевелись!
Теодор взял за руку Лесли. Его — Трюкач.
Никто не видел, как он в задумчивости оставил у гроба белый смятый цветок. Никто не видел — и он никому не сказал.
В глазах его блеснула сталь: он был настроен теперь очень решительно, чтобы выжить, потому что кто-то отдал за это непомерно большую плату.
Хак стиснул в руке ладонь Рин, а она уже сжала пальцы Адама и попыталась заглянуть ему в лицо: не вышло. Он прятал взгляд.
— Все готовы? — спросил Вик. — Тогда выходим.
Он распахнул дверь, и могильная тишина и мгла пахнули выжившим прямо в лица. Они потянулись следом за Крейном из страшной комнаты, боясь оставаться в ней куда сильнее, чем встретиться лицом к лицу с жутью-из-тьмы. Но так было только до тех пор, пока оно не показалось снова, тяжёлым шагом приближаясь к ним пугающе быстро.
И с каждым шагом в уродливой пасти всё ярче и ослепительнее манил белый огонёк.
— Ну же, Рин! — позвал нервно Трюкач.
Она кивнула, напрягая все свои силы, чтобы ухватиться за каждого и увлечь следом за собой в складки тонкого мира.
Вик, Лесли, Чиун, Теодор… и Адам.
Последний выскользнул у неё из руки и исчез в темноте в тот миг, когда она уже делала прыжок в пространстве. Рин округлила глаза.
Всё разом поняв, за какую-то долю секунды уловив короткую, но широкую улыбку Адама Каллигена, она закричала — не по-человечески жутко, так, что лопнули стёкла всех витрин, оставшихся в усыпальнице Элис.
Она не могла уже вернуться назад.
Мир сворачивался в белую воронку, становился призрачным и прозрачным.
Она видела, как он вцепился в тварь, норовящую схватить Рин за плечо, и с коротким, но громким рыком попёр на чудовище вдвое выше себя.
Он оттолкнул это к стене, пригвоздил и не дал освободиться до тех пор, пока его близкие не исчезли с тихим шелестом, подобным вздоху ветра. Улыбнулся твари, потому что уже победил, и окунулся вместе с ней во мглу.
Когда Рин переместилась в светлый лифт, приветливо звякнувший сменяющимися этажами, ей оставалось только бессильно закричать — снова.
В стеклянный офис на девяносто девятом этаже не падал солнечный свет.
Здесь было всегда пасмурно и тихо.
Только мощные лампы освещали стены, украшенные огромными абстрактными полотнами чудовищными и картинами вполне осмысленными и изображавшими различные пейзажи…
…теперь всё корчилось в огне на холстах, и люди ожили на них и начали прыгать в огонь, пожирающий заснеженную горную гряду Ормонда, золотой парк Хэддонфилда, старые стены психлечебницы Кротус Пренн и всё остальное.
В огромных панорамных окнах истаял туман. Там вились и плясали колоссальные лапы той твари, что жила снаружи и была оболочкой Сущности на Земле. Она была похожа на огромную марионетку, которую кто-то конвульсивно дёргал за невидимые ниточки.
Сама Сущность не реагировала на неё, только тени от гигантских когтей падали ей на лицо, искажённое в жестокой улыбке.
— Surrgavahul’apaach, — прогудел Атанат, её бессменный секретарь, бородавчатое высокое существо с нелепым галстуком, повязанным на кривой шее.
Он стоял у дорогого рабочего стола с моноблоком, за которым Сущность с комфортом разместилась, просматривая очередные новости мира снаружи, чтобы понять, что забрать оттуда — себе.
— Я от него не ожидала, — призналась она. — Думала, он трус и балагур, и на всё готов, чтобы её оживить — ведь заманил же сюда столько хорошеньких жертв и убийц. Но…
Сущность откинулась на спинку кресла и провела пальцем себе по горлу, добродушно улыбнувшись Атанату. — Всех, кто идёт против меня, ждёт один и тот же общий исход. Кстати, на проходной кто-то есть. Слышишь, прибыл лифт?
Он и впрямь прозвенел нежным колокольчиком, когда створы раздвинулись, и в прохладном офисе, украшенном зелёными растениями, кадками с высокими деревьями и стеклянными перегородками оказалось несколько оборванных, грязных, окровавленных людей.
Лица их были искажены лютой ненавистью. В кулаке Вик сжимал ключ, притиснув его ближе к рукояти ножа, который держал наготове. Они шли по мраморной приёмной, и Лесли вдруг вздрогнула и остановилась без былой решимости.
Там, за одной из перегородок, ей почудился знакомым выход, ведущий на широкую террасу, обдуваемую горячим ветром и чёрным пеплом горящих лесов.